Его искали, а он нашелся (СИ)

Приносящий Весть занят сражением с воплощением воли непослушных и скучных Эзлесс, которые даже отдать себя Похоти нормально не смогли, да и не особо были к тому склонны. Если бы Господин воплощал Жадность, тогда подобные личности, какими слыли все до единого забирающие злато, стали бы жемчужиной его коллекции, но Похоти было... ну, не плевать, уж больно сильна душа и многое можно с ней совершить, но сравнительно равнодушно. Целью, конечно же, было не дать Эзлесс воспользоваться правом призыва и, будучи честным с собственной природой, Господин сомневался слишком во многом. Не верил, что они сумеют призвать этого червячка золоченого, не верил в то, что он именно настолько силен, как предполагается, да и в само существование этой сущности не верил до конца. Больно уж давно его вызывали, пробуждали ото сна, больно противоречивые сведения удалось собрать, а с извергами любого Порока это нечто если и сталкивалось, то свидетелей не оставило.

Приносящий Весть, являлся главным оружием домена, его клинком и ударной булавой, будучи даже опаснее Господина в прямой схватке. Не столь многогранен, лишенный артистизма и столь явной способности подстраивать и перестраивать себя под конкретного врага, но именно в бою очень опасен. Для создания Приносящего не использовались множественные великие души, не вкладывали в него неисчислимые ценности, что было намеренным ходом. Пищей и топливом этой машины донесения точки зрения Господина всему мирозданию являлись души обычные и серые, практически ничем не выделяющиеся, никого так и не привлекшие по-настоящему. Они и были только топливом, а не ядром, вокруг которого зародился из флера источник разума, новорожденная тварь, которая живет и поет под мелодию имеющихся у нее душ.

Голем он и есть голем, неважно насколько сложный и созданный ли тварями или людьми, а Приносящий был големом. Основу его мышления, если чрезвычайно гибкий и постоянно обучающийся набор алгоритмов вообще можно называть мышлением, составляли его доспехи, которые и были Приносящим. Сидящие внутри тысячи тысяч душ, дающие этим доспехам подобие жизни, как раз и были Вестью - идеальный тандем, примитивный до крайности, пустой до непристойности, неизящный до истерики, пресный до ненависти - древнее творение использовалось первоочередно против других извергов, против которых оно являлось абсолютным оружием. Дичайшая накачка флера просто смывала любые воздействия, идущие снаружи, а не изнутри, броня держала удары даже безусловно божественной мощи, а если уж противник оказывался достаточно сильным, чтобы грубая мощь с ним не совладала... Приносящий был куда сложнее и хитрее, чем могло бы показаться, смертельно опасным и тоже адаптируемым, пусть в несравнимо меньшей мере, чем Господин.

Будь противником ему божественный Вестник или даже Аватара, тот бы нашел чем ответить и, скорее всего либо одолел врага, либо вынудил бы того отступить, чтобы призвать уже полноценного Бога, против которого тоже сумел бы продержаться несколько циклов обменов ударами, прежде чем пасть навсегда. Но именно Змей, со всей его странной природой и непонятными техниками, стал для Приносящего неудобным противником, которого было крайне трудно загнать в рамки готовых алгоритмов. Змей не шел в прямой бой, действовал осторожно, скользил вокруг, скаля несомненно ядовитые клыки, воздействуя опосредственно, на сами концепции цены и платы стремясь нарушить баланс внутренних процессов голема, вызвать перерасход сил и разрушение заключенных в исполинском творении душ.

Получалось не очень - Приносящий создавался именно таким, максимально неудобным для кого угодно вообще, не имеющим очевидных или неочевидных слабостей. Воздействия гасились доспехом, не проходили дальше обернувшейся Пеклом стали, столь же крепкой, как само основание иного плана, как его манифестация. Приносящий принял решение, невесомо, за счет обнуления веса, лавируя между порушенными их битвой каркасами зданий зажиточных кварталов, то приближаясь ко дворцу, то удаляясь опять. Обе сущности не торопились разрушать город, обе просто ждали чего-то. Приносящий видел, воспринимал в своем видении мира достаточно много, чтобы не сомневаться - каждое движение Змея забирает у того часть не бесконечного запаса сил, не ослабляя, но укорачивая срок его пребывания в текущем положении. Змей ждал то ли помощи от дворца, то ли момента, когда падет купол, то ли той секунды, когда найдет способ проникнуть сквозь концептуальную защиту голема, заставить его замедлиться хоть на миг и влить в него свой яд, природу которого пока что выяснить не удалось.