Его искали, а он нашелся (СИ)

Имелись и другие точки, где пригодилась бы помощь Господина, парочка выверенных толчков, рушащих формацию смертных, прерывающих их мелодии и дающих волю мелодиям его подопечных игрушек. Но это все было куда менее опасно, практически не представляя угрозы, не требуя немедленного исправления, стремительного вмешательства в чужую пьесу. Время теперь играло на извергов, последние капли сил покидали защитников города, а сам город все сильнее пропитывался Пеклом, обращаясь в продолжение тела Господина. Лепестки не просто сопрягали два куска пространства, они прорастали множеством незримых корней, оплетая весь обреченный град и связывали его с куполом еще прочнее. Пока две реальности не станут неотделимы друг от друга, пока не свершится начатое века и века тому назад, в тот же день, когда до извергов дошла информация о природе кровной связи Вечных, об их смертельной уязвимости.

Тварь стоит неподвижно, лишь мечутся плетьми нити Истока Ключей, поредевшие и большей частью оборванные, но все еще позволяющие перенаправлять и компенсировать мелкие огрехи лепестков. Битва с трио, разросшимся в квартет, далась тяжело, намного тяжелее, чем могла бы, слишком сдерживала изверга необходимость проводить сопряжение, слишком много отнимало оно сил. Полученные раны, потраченные заготовки, утерянные души, каждая из которых была так близка ему, так просилась обратно, уже не в силах вернуться. Все окупилось, все плоды будут сняты с веток мирового древа, а новый мир получит свою весть, познает даримую ему Похоть, но пока что есть время сокрушаться ранам, жалеть о потерянных возможностях и допущенных ошибках.

Вновь двигаются лепестки, подымая вверх сотни и сотни огоньков, перестраивая и меняя сонм, заодно создавая нового Господина, убивая старого. Этот, уже почти умерший, слишком вымотан, эти его раны проще разобрать на составные доли вместе с остальным псевдотелом и его личностью, чем зашивать их наживо, не прекращая нисхождения и не отвлекаясь от контроля города. В конце концов, можно потратить умственные усилия на другие, более логичные, тактически и стратегически выгодные действия.

Например, - отскок, шаг, пропустить колонну черноты мимо, поднять щит против нескольких штырей, разбить таран встречным ударом спирали молний, - на сожаления о том, что не убил мелкого гаденыша сразу, наплевав на желание насладиться агонией его человечности!

Господин мрачно, совсем не играя, смотрел на вновь возникшего перед ним тишину, на бездумно улыбающуюся кровавой усмешкой маску, на глухую и неподатливую пустоту в ясновидении, какой тот казался зрящим его Хора. В третий раз подобная картина превратилась даже не в фарс, а в форменное издевательство, надругательство над его, доброго Господина, чувством меры. Ему, конечно, приятно, что мальчик пришел к нему, принеся свою душу и свое странное кольцо, да и кинжалы его, не показавшие своей природы до сих пор, изучить очень хотелось. И он бы принял как должное, решись это дитя других небес прийти сюда аки на казнь, желая умереть самому, но не отступить от глупых принципов. С каким же чистым сердцем он дал бы мальчику новое видение мира, обогрел бы и утешил!

Но тишина пришел сюда готовым убивать и побеждать, несмотря на то, что ранее не сумел справиться даже в компании еще троих не уступающих ему в силах союзников. Это было именно оскорбление, нечистое, дурное и безыдейное оскорбление самой памяти о той страстной боевой песни, какую он ранее познавал, противостоя квартету. Как смеет он позорить их память, если уж плюет на доброту предлагающего ему все изверга? Разве не понимает, как опресняет, выхолащивает ту Похоть, какую подарил совсем недавно?

Хамоватый мальчик.

Но это он вылечит.

Тварь и то, что было человеком, потом стало тварью и вывернулось в нечто совсем уж несуразное ничего не сказали и теперь, только услышал Господин едва различимый смешок, насмешку, издевательство, будто тишина понял нечто, что сам изверг понять не смог. Это явный обман, не может быть ничем кроме обмана, но, как и тогда, после провала в Библиотеке, когда он вынужден был ускорить операцию, прервав несколько важнейших моментов финальной подготовки, начав играть без полностью собранного оркестра, так и сейчас этот смех задевает что-то внутри. И на это что-то, за его прикосновение, Господин отвечает веселой яростью и вожделением, как и всегда доказывая миру, насколько он идеален и как ошиблись те, кто идеала его не увидел.

Все трюки призванного учтены.

Все приемы проанализированы.

Все тактики разобраны на отдельные элементы, которым нашлось противодействие.

Осталось только закончить это осточертевшее представление.