Вереница образов, хоровод информационных матриц, каким я могу работать, пострадал сравнительно не сильно, требуя куда больше внимательности и собранности, чем предельной концентрации духа и разума, которые могли бы меня доконать. И я успеваю, пусть и на грани того, чтобы закашлять кровью (не опасно, но опять в постель и лежать пластом до утра), создать своеобразную обманку внутри обманки, сделать вид что я пытался что-то спрятать, но не рассчитал сил и оттого часть спрятанных помыслов просочилась за пределы внебытийности, попавшись в поле внимания опытной зрящей.
Что я ей показал?
Да всего-то тщательно скрываемое, даже от самого себя, сожаление о том, что Тиа сейчас сказала. Вернее, не совсем сожаление, а этакую грусть о том, что хоть мы и полностью раскрыли карты, восстановив и без того не пошатнувшееся доверие, но кое-что осталось печальным. Я рисковал тем, что Тиа - не простушка, не рядовой гадатель какой-то торговой гильдии, она даже в ослабленном состоянии остается тем еще монстром, у которого опыта подобных интриг больше, чем я на свете живу, даже если считать только время, проведенное в специфических сражениях нескольких видящих.
Рисковал, но справился, разумеется. Она, как уже говорилось, была тем еще профи, а потому ни внешне, даже для пытливого взора, ни в ясновидении не показала, что мою обманку заметила и скушала. Я даже начал переживать, что она реально не особо всматривалась в мою реакцию и потому не уловила показавшуюся на короткий миг "правду". Кусочки образов, затертые и даже мне самому, как она обязана была подумать, до конца не ясные, словно только пробудившиеся. Образов, которые складывались в картину того, что одному призванному увиденное в ее сне очень понравилось и подсознательно он был бы только всеми руками и ногами за, реши строгая училка Тиа ускорить и мотивировать учебный процесс своими гипнотическими ножками.
Вот если честно, хотелось просто оставить ситуацию подвешенной и смотреть, как именно она будет реагировать и не попробует ли, ведомая собственным долгом "отданной вечности" подвести меня к мысли, что о моем желании знает и готова пойти на подобную жертву. И жертву ли вообще? В конце концов вся эта фантазия, флеровый сон пришел из ее подсознания, а не из моего! Но это было бы несколько некрасиво и даже бесчестно в некоторых отношениях, как бы потом ни было смешно и весело. Потому я лишь воспользовался сетью зеркал, чтобы посмотреть на лицо спокойно развернувшейся и покидающей комнату эльфийки, ведь на том лице, несмотря на весь самоконтроль, все же промелькнуло некоторое количество весьма противоречивых эмоций. Удивление, шок, веселье, недоумение и даже легкое предвкушение, хотя последнее мне, вероятнее всего, показалось и меня не переубедить.
Ну, еще свою роль в том, что я не стал затягивать шутку, сыграл тот факт, что дольше выдержать я просто не сумел, как ни старался, только вслух я это никогда не признаю. Тиа была уже в дверях, когда ее остановило тихое подвывание, почти писк, постепенно переходящий в хихиканье, а оно сменялось уже полноценным и не сдерживаемым гоготом. Я ржал бессмертным пони даже тогда, когда Тиа медленно и грациозно развернулась на каблуках, вызвав ассоциацию с поворачивающейся центральной орудийной башней линкора Ямато, не в силах заставить себя утихнуть, даже если бы от этого зависела моя жизнь или хотя бы физическое здоровье.
Приковылявшая спустя некоторое время команда мечты застала сюрреалистичную картину валяющегося на полу призванного Героя, которого, не меняя равнодушного выражения лица, наглым образом вышвырнули из его креслица, после чего принялись методично, будто гвоздь забиваешь, колотить по чему придется тяжелой перьевой подушкой, несмотря на то, что каждый удар заставлял меня переходить от смеха на короткий и визгливый вскрик.
- Ни!
Шмяк!
- О!
Шмяк!
- Чем!
Шмяк!
- Не!
Шмяк!
- Жалею!
Шмяк!
Шмяк!
Шмяк-треск-фырканье!
Вычищать перья изо всех углов все равно пришлось пригнанным кровопийцей слугам, а спросить у Тиа о причинах моего вероломного избиения не решилась даже Тария, настолько у Тиа, покидающей комнату с видом, словно покидает званый ужин в королевском замке, где ей в десерте попался усатый таракан, был невозмутимый вид. Правда, потом пришлось долго, очень долго отбиваться от желающей все знать и самой посмеяться Тарии, но я был кремнем и ничего ей не сказал, потому что эта подколка была подколкой против Тиа, между ею и мной, а не достоянием общественности.
А еще я опасался, что в следующий раз перья из подушки мне забьют не в рот, а прямо в задницу, раз уж временами я именно ею и думаю.