Его Медвежество и прочие неприятности

Благодарный взгляд Славу смягчил тяжесть решения. Юноша расцвел, улыбаясь так нежно, что Мари вспыхнула и опустила глаза, в которых больше не блестели слезы. Помогая собраться, она заметно оживлялась, когда юноша говорил о том, как быстро и легко они справятся с делом.

Если бы! Валерия очень надеялась, что король не будет раздумывать долго, но прошел день, другой, а ее все не приглашали на встречу с мужем.

Она готова была лезть на стены и рвать на лоскуты шелковые обои. О ее существовании будто забыли! Слуги приносили еду в покои, глядя на нее, как на пустое место, и никто из знати не пытался напроситься на завтрак, очевидно, боясь вызвать этим немилость государя.

Но сидеть у окошка и ждать благодати Валерия тоже не собиралась. Дорис была отправлена на сбор сплетен — это она умела, а молоденькая служанка, попавшаяся ей под руку, теперь сопровождала благородную лэрди в библиотеку. Там Валерия искала малюсенькую ниточку, что могла стать канатом для спасения ее мужа из темницы. Старый библиотекарь Альберт накануне отъезда сам пришел к ней и рассказал очень интересную легенду, давшую ей крохотную надежду на спасение. Хорошо было бы взять мужчину с собой, но главный козырь пока должен оставаться в тайне — если все получится, то он прибудет в день суда свидетелем.

В общем, до ночи Валерия просидела за книгами, тщательно изучая каждую страницу и записывая все, что касалось ключколец. Речь должна быть убедительной.

Но, ежечасно заставляя себя сосредоточиться на каллиграфических завитушках, она все равно отвлекалась, возвращаясь мыслями к Бьерну. Обнаруживала вдруг, что не дописала слово до середины, и вновь погружалась в воспоминания.

Их знакомство было таким коротким. Два месяца — разве это много? Но ее бросало в натуральную истерику, стоило только подумать, что может произойти. И ночью, когда Дорис уже спала, Валерия зарывалась в толстые книги, молясь, чтобы следующая страница открыла искомое.

Обещала себе, что станет самой послушной и хорошей женой. Что превратит замок в полное уюта и тепла гнездышко и родит Бьерну столько детей, сколько онзахочет.

«Пятерых, — любимый голос мерещился в шорохе белоснежных занавесок и тихом шелесте дождя, — и чтобы были похожи на тебя…»

«Даже мальчики?» — смеялась, покрывая поцелуями серьезное лицо. Высокий лоб, широкие скулы и крупный нос — Бьерн так смешно фыркал, ей нравилось дразнить своего большого и ласкового Мишку.

«Хм-м-м…» — делал вид, что раздумывает, а сам тихонько пробирался пальцами в ложбинку ягодиц, трогая и лаская тесное колечко другого входа. Бьерн знал об этом виде секса, а Валерия не имела ничего против, но наслаждалась его осторожными попытками разведать «территорию».

«А если все пять — девочки?» — закусила губы, удерживая стон от все более откровенных ласк.

«Шестой будет мальчик… О, моя Лери, иди ко мне…» — тогда они не дошли до новой грани их страсти. Всю ночь Бьерн брал ее нежно и медленно, урча на ухо плюшевые нежности, а утром закончил их близость, опустив голову между бессильно раскинутых ног. Волна удовольствия унесла ее прямиком в сон, в котором под защитой лап огромного медведя играло пять пушистых комочков.

А теперь его нет рядом, и вокруг так пусто… Валерия почти расплакалась, но тихий стук в дверь заставил собраться. Потом слезы лить будет, а сейчас — завтрак и снова за работу. Но вместо слуг в комнату вошел король в сопровождении стражи.

— Ваше Величество, — вскочила на ноги, а внутри все оборвалось. Он ведь может так — без суда и следствия…

Взглянув на кипу бумаг, Георг презрительно скривил губы.

— На свидание с де Нотбергом у Вас десять минут.

О, Творец! Ноги не слушались, когда она ковыляла по длинным коридорам, едва ли замечая их роскошь. Ее не интересовали ни шедший рядом король в черном камзоле, ни звеневшая латами стража.

Всего десять минут! Как же мало! Все равно, что смочить умирающему от жажды губы и опять бросить подыхать на раскаленный песок. Невозможно отказаться, но и жить после этого невозможно!

Аромат цветущего сада сменила сырость подвалов. Сердце грохотало о ребра, однако на предложенный с издевкой локоть она ответила сдержанным отказом. Георг провоцировал нарочно, но Валерия хорошо помнила их не очень любезный разговор.

Грохот решетки прошелся по нервам ржавым скипом, а потом…

— Бьерн!

Плевать на короля. На его стражу, предупреждающий крик и звон обнаженных мечей. Одно мгновение — и она уже стискивает крепкую шею и бережно гладит осунувшееся лицо. Били, сволочи! Беспомощного!

— Бьерн… Бьерн… — шептала, целуя потрескавшиеся губы. — Как же… за что…

На правой скуле наливался синяк, и рубаха вся порвана, обнажая ссадины на плече.

— Лери, маленькая, — Бьерн терся здоровой щекой о ее, ласкаясь жадно и нежно, — кто выпустил? Приеду — шкуру спущу… Девочка моя, единственная… Не плачь, прошу — только не плачь…

Она плачет? Кажется, да. И невозможно дышать от затопившей с головой нежности с привкусом отчаянья.

— Тебя бью-ю-ют…