Его моя малышка

– Не любите праздники?

– А вы? – показал он рукой направление и придержал дверь.

– Терпеть не могу, – улыбнулась она. Так тепло и искренне, что он снова растерялся. – Но вас, наверно, положение обязывает?

– Да, семейное, – напомнил он скорее себе. – Моя жена обожает всё это. Приёмы, гости, вечеринки.

И едва сдержался, чтобы не скривиться, идя рядом с Мариной.

Сегодня Лиза не пила. И Роман ожидал, что она будет радостной, ведь она так мечтала об этом празднестве. Но в который раз убедился, что от этой женщины он больше не знает, чего ожидать.

Сначала она отказалась вставать и провалялась в постели до обеда. Он сам кормил Диану, ведь ни одна из нянь, что приходили на собеседование, Лизе не понравилась. Сам отдавал распоряжения посыльным, поварам, официантам, рабочим, второй день устанавливающим во дворе нечто похожее на купол бродячего цирка или просто павильон с эстрадой – всей этой ораве галдящих, орущих, пачкающих грязными сапогами полы и праздно шатающихся по его дому людей.

Потом Лиза поднялась, но вместо того, чтобы взять на себя руководство всем этим затеяным ей безобразием, час принимала ванну, а потом обложилась баночками, тюбиками и коробочками чёрт знает с чем и отдала себя в руки своего стилиста – наводить красоту.

Вместе с этим кривляющимся недомужиком приехали и нерадивые организаторы, которых оказывается было даже двое. И дать волю своей буйной фантазии, подкреплённой согласием Лизы, этим двум непризнанным гениям таланта хватило, а вот организовать всё как следует – явно нет. И они лично хватались то привязывать шары, то считать тарелки, вместо того, чтобы чётко и внятно давать указания кто и что в данный момент времени должен делать.

Пришлось вручить дочь безотказной Лидии Васильевне, которая одна помогала им по хозяйству в городской квартире, вместо армии слуг, что приходилось содержать в доме, да ещё время от времени сидела с Дианкой, и взять организацию на себя.

В этом огромном загородном доме они жили время от времени и в основном летом – слишком уж было жалко Роману столько времени тратить на дорогу, а когда выпадал снег, так и просто вставала проблема выбраться. Но ради праздника в этом году они уже переехали плюс наняли сотню человек для его проведения дополнительно. Эта толпа доводила Гомельского до исступления.

В итоге рассвирепевший, он выволок жену в халате и чуть ли не за свежеуложенные волосы в зал, где должно было состояться представление для детей и заставил заканчивать подготовку там. Хоть собственными руками.

– Мне плевать успеют на улице доделать сцену или нет, – орал он в пустом зале и грозное эхо усиливало его голос. – Будут твои артисты или нет. Прилетят ВИП-гости или задержатся. Но у детей праздник будет!

Он хлопнул дверью, бросив в зале притихшую жену, и оказался нос к носу с тёщей.

И в том, что она взвалит на себя обязанности хозяйки вместо нерадивой дочери, Роман даже не усомнился. Впрочем, ему и правда было плевать. Он смертельно устал. Он с утра до обеда словно полжизни прожил и был не уверен, что доживёт до вечера.

Одев Дианку, Роман пошёл с ней гулять по большому ухоженному парку у дома.

Тихий парк встретил их мягко греющим солнцем, запахом прелой листвы, строгими чёрными силуэтами деревьев и нарядным белым камнем клумб, фонтанов и дорожек.

Вдвоём с Дианкой они кормили проснувшихся рыбок в пруду. Кидали хлебные крошки стайке воробьёв. Гоняли сорок, что пугали радостно чирикающих птичек. Насобирали шишек под старой сосной и сбивали ими другие шишки, разложенные на краю большого декоративного вазона.

«Конечно, она ещё маленькая, чтобы запомнить свой первый день рождения, – прижимал к себе уснувшую на руках дочь Роман, не торопясь домой. – Но я его никогда не забуду».

И может потому, что он успокоился. А может, этот общий хаос всё же был организованным, но к тому времени как Дианка проснулась, а его нарядили как пингвина во фрак, всё как-то само собой наладилось.

Приехали аниматоры. Приехали первые гости. В бокалах заискрилось шампанское. Его девочка в нарядном платьице и повязкой а-ля Гэдсби в волосах была чудо как хороша. И он с чистой совестью оставил её повеселевшей жене.

Вот только отношения с ней к началу праздника у них так и не наладились.

Глава 14. Марина

Но, чем ближе лимузин подъезжал к особняку Гомельских, тем становилось страшнее.

Паниковала сущность интроверта, кляня её на чём свет стоит за такое сомнительное решение. Истерила суть «серой мыши»: «Разрядилась как дура. Будешь там посмешищем, шутом, клоуном». Вопила интуиция: «Добром это всё не закончится». И только «мать, потерявшая ребёнка», не ипостась, а ходячая боль, само имя которой было Марина, чувствовала себя спокойно и радостно, не слушая все эти тявкающие голоса, волновалась от предвкушения встречи и ожидания момента, когда сможет прижать к груди свою девочку. Пусть даже не свою, пусть чужую, но дарящую ей это недолгое ощущение счастья, ради которого так хотелось жить.