Его одиночка

— Добрый, — Лидия Евгеньевна отвела взгляд в сторону и спрятала платок в дизайнерской черной сумочке.

Эта женщина явно не привыкла показывать свои слабости и вряд ли привыкла их демонстрировать перед врагами. Слишком пафосное и громкое слово, но именно врагами мы сейчас друг другу и были.

— Всё в порядке? — я обеспокоенно посмотрела на Лидию Евгеньевну. Она выглядела очень подавленной хоть и пыталась это скрыть. В этом Лавр похож на нее.

— Да, — привычная жесткость в тоне отсутствовала.

Несколько секунд я колебалась. Всё-таки доверять этой женщине нельзя, но я ведь не одна, со мной Евгений.

— Предлагаю выпить по чашке чая в каком-нибудь уютном месте. Думаю, нам есть, что обсудить.

Признаться, я была уверена, что Лидия Евгеньевна откажется, но ее ответ удивил меня:

— Хорошо. Только мне нужно забрать машину с парковки.

— Отлично. Наша там же стоит.

Я не знала, что нам принесет этот разговор, но мне хотелось верить, что хоть как-то получиться сгладить острые углы между мной и Лидией Евгеньевной. Во всяком случае, я предприму еще одну попытку. Если она не увенчается успехом, то я для себя раз и навсегда закрою эту тему, успокоив свою совесть.

37

Место выбрала Лидия Евгеньевна, я не стала возражать. Ей явно была необходима зона комфорта, в которой она бы смогла максимально быстро прийти в себя и спрятать свою обнажившуюся на кладбище печаль. Такие люди как Лидия Евгеньевна вряд ли забывают моменты своей слабости, поэтому сделают всё, чтобы в кратчайшие сроки реабилитироваться перед самими собой. Может, это и действенная модель поведения, но немного всё-таки глупая. Не стоит думать будто все вокруг осуждают чужую боль или высмеивают чужую слабость. В конце концов, все мы люди существа уязвимые.

Некоторое время сидим молча. Каждая из нас изображает крайнюю степень сосредоточенности. Взгляды опущены на дно маленьких чашечек, в которых плавают чаинки. Смотрим так будто эти самые чаинки вот-вот должны открыть нам какую-то оглушающую тайну или предсказать будущее.

— Что ты делала на кладбище? — осторожно спрашивает Лидия Евгеньевна, продолжая изучать свой чай.

В ее голосе отсутствует холодность или требовательность. Она просто спрашивает, чтобы хоть как-то начать разговор. Я сделала первый шаг, пригласив ее, Лидия Евгеньевна теперь делала второй шаг своим вопросом. Я расценила это как хороший знак. Конечно, мы не станем подругами и наши отношения не превратятся в тёплые-родственные, но, думаю, еще есть шанс просто понять друг друга.

— Там находится могила моих родителей, — спокойно отвечаю. Говорить об этом уже давно стало просто, но я еще живо помнила то время, когда даже мысленное прикосновение к личной трагедии вызвало слёзы и жалящую боль в груди.

— Мне жаль.

— Уже всё в порядке.

— Не следует посещать такие места, пока ты вынашиваешь ребенка, — наконец-то, Лидия Евгеньевна поднимает на меня свой взгляд. Он стал практически прежним, а это значит, что женщина окончательно взяла себя в руки.

— Я не грущу там, поэтому ребенку ничего не угрожает. Отболело уже всё.

— Как же я жду, когда у меня всё отболит, — Лидия Евгеньевна сделала глоток чая и тихо вздохнула.

— Вы могилу мужа навещали?

— Да. Запрещаю себе часто приезжать к нему, но не могу удержаться. Всегда думала, что я стойкая, но, как выяснилось, ничего подобного. Уход Бори стал для меня настоящим ударом. Дети оправились и спокойно живут настоящим, а я всё еще застряла в прошлом.

Прошлое… Это именно то, что объединяло нас с Лидией Евгеньевной. Она смотрит в прошлое, я до недавнего времени делала то же самое.

— Лавр так похож на отца. Я боюсь потерять своего сына.

— Вы его не потеряете. Лавр очень рассудительный мужчина и четко знает, чего хочет.

— В этом я уже ни раз убедилась, — губы женщины изогнулись в печальной улыбке. — Ты любишь моего сына? — Лидия Евгеньевна прямо посмотрела на меня.

— Люблю, — без каких-либо сомнений ответила я. — Он научил меня иначе смотреть на жизнь. Может, мои слова прозвучат очень громко, но Лавр исцелил мою душу.

— И каким же образом?

— Своей нежностью. Лидия Евгеньевна, я знаю, что не нравлюсь вам и вряд ли это когда-то изменится. Но вы поступаете жестоко по отношению к собственному сыну. Вы не хотите его потерять, но делаете всё, чтобы ускорить этот процесс.

— Я всю душу вложила в своих детей, — в голосе Лидии Евгеньевны зазвучал уже знакомый мне металл. — И я желаю им лишь самого лучшего. Кто как не я, смогу направить их на верный путь и поддержать в трудную минуту?