Его величество

— Скучаешь, Александр Львович? — спросил с иронией Николай Павлович. — Это тебе, брат, не великого князя уму разуму учить. Тогда ты горазд умничать был. Что стоишь здесь? Или не знаешь, войска твои из подчинения вышли? Ну-ка быстро на место, где быть должен — марш!

Генерал Воинов качнулся тучным телом, и, словно камень, сорвавшийся со скалы, с грохотом сбежал вниз по лестнице.

На первом этаже возле главной дворцовой гауптвахты императора встречал молодой офицер. Он лихо вышел на средину площадки, звонким голосом произнес:

— Ваше величество! Имею честь доложить, что 9-я егерская рота лейб-гвардии Финляндского полка на караул заступила. Начальник караула капитан Прибытков.

— Финляндский полк был у меня в дивизии. А ну-ка давай проверим, как наши ребятушки команды выполняют, — усмехнувшись, сказал он, приглашая за собой капитана.

Спустя несколько минут Голенищев-Кутузов и Хвощинский наблюдали марширующих солдат караула, выполняющих команды «в ружье», «шагом марш», «на караул», и рядом с ними императора, похожего, скорее, на молодого офицера, быстрой походкой сновавшего перед строем, отдающего команды. И будто бы не было никаких мятежников, и не надо было спешить на Сенатскую площадь, а наступил обычный день и все проходит по распорядку воинской службы.

Николай Павлович в парадном мундире лейб-гвардии Измайловского полка с голубой Андреевской лентой через плечо идет по фронту, останавливается возле каждого солдата, спрашивая, как тот присягал и кому присягал.

Встав в конце колонны, он говорит:

— Ребята! Московские шалят. Не перенимайте у них пример! Делайте свое дело!

Звучит его команда:

— Вперед, скорым шагом марш!

Караул с идущим рядом Николаем Павловичем направляется из внутреннего двора к главным воротам дворца. За воротами теснится толпа народа. Многие люди, завидев императора, кланяются в ноги, кричат «Ура!». Вверх летят шапки.

Остановившись у главных ворот, император громко и отрывисто читает народу лист манифеста. В морозной тишине торжественно и громко звучит его голос:

— Объявляем всем верным нашим подданным. В сокрушении сердца, смиряясь пред неисповедимыми судьбами Всевышнего, среди всеобщей горести…

Манифест, в 16-й день августа 1823 года собственноручным его императорского величества предписанием утвержденный, в коем государь император, изъявляя свое согласие на отречение цесаревича и великого князя Константина Павловича, признает наследником нас, яко по нем старейшего и по коренному закону к наследию….

Едва император затихает, громовые крики «ура», приветствия, самые сердечные возгласы потрясают воздух.

— Мы призываем всех наших верных подданных соединить с нами теплые мольбы их к Всевышнему….

Толпа, прерывая его, снова взрывалась криками «ура».

— Вы видите теперь, что я не отнимаю престол у брата? — спрашивает он.

«Ура!» — прокатывается по толпе.

Из-под арки Главного штаба с трудом пробирается к императору сквозь массы народа на серой в яблоках лошади начальник штаба гвардейского корпуса Нейдгардт.

— Ваше величество! Мятежный Московский полк остановил движение по Сенатской площади, где построил оборонительное каре, — говорит он по-французски, чтобы не будоражить толпу.

— Слушайте! Сейчас мне сообщили, что мятежники вышли на Сенатскую площадь. Они отказываются от присяги, — оборачиваясь к толпе народа, говорит Николай Павлович.

Нейдгардт в недоумении разводит руками.

Из толпы раздаются крики:

— Батюшка! Государь! Иди к себе!

— Не допустим никого!

— Государь, иди к матушке, к детям, к царице!

— Ступай с Богом, мы не допустим!

К Николаю Павловичу подбегает человек в шубе с лисьим мехом, обнимает его, целует, приговаривая:

— Батюшка наш отец, мы все за тебя встанем.

Едва освобождаясь от объятий, улыбаясь, Николай Павлович поднимает руку. Море человеческих волн утихает мгновенно, становится неподвижно, тихо, словно в храме в минуты исповеди.

— Не могу перецеловать вас всех… Но вот за всех…31

Произнося эти слова, он подходит к толпе, целует тех, кто ближе к нему, прижимает их головы к своей груди. Слышатся рыдания, возгласы приветствий. Народ шумит, волнуется, вздымаясь и опускаясь перед главными воротами.

Император снова поднимает руку.

В мертвой тишине отчетливо звучат его слова, обращенные к народу. Государь призывает идти всем по домам, быть смирными, спокойными, повиноваться повелениям тех, которые одни знают, как и что делать.

— Дайте место, — говорит он.

Толпа тихо отступает далее к краям Дворцовой площади.

Со стороны Миллионной улицы показались бегущие солдаты в шинелях. Их становится все больше и больше. Они строятся на площади возле манежа, образуя стройную колонну.

На бледном лице императора вспыхивает румянец. Он узнает преображенцев. Быстро пройдя к ним, Николай Павлович командует:

— К атаке в колонну стройся, четвертый, пятый взводы прямо, скорым шагом марш, марш…

Батальон разворачивается левым плечом вперед и идет мимо заборов достраивавшегося здания министерства финансов и иностранных дел к углу Адмиралтейского бульвара.