Затем слуги сдвинули столы с середины зала, чтобы расчистить место для танцев. Дитрих отметил, как крэнки и оберхохвальдцы медленно разделились по углам, словно вода и масло, налитые в один сосуд. Некоторые, например Фолькмар Бауэр, избегали странных созданий и посматривали на них со злобой, смешанной со страхом.
Мастер Петер заиграл музыку для танца, и хохвальдцы разбились по парам: Фолькмар и Клаус со своими женами, Ойген с Кунигундой, выступая в такт, тогда как прочие гости взирали на это со стороны, столпившись у камина.
Манфред повернулся к знатным крэнкам, стоявшим подле него: Гроссвальду, Скребуну и Пастушке, которая была
— Есть одна история о танцах на всенощную в замке
Дитрих парировал историей о монастыре озера Титизее.
— Никто не допускался туда за исключением прекрасных наследниц, занимавших очень высокое положение благодаря своему богатству. Однажды ночью, когда за окнами бушевала гроза, а в монастыре набирала ход хмельная пирушка, в ворота раздался стук, и сестры отправили ответить самую молодую из послушниц. Выглянув наружу, она увидала утомленного с дороги старика, который молил приютить его на ночь. Чистая сердцем, она попросила матушку настоятельницу оказать радушие путнику, но та лишь подняла тост за его здоровье и отослала прочь. В ту же ночь дождь затопил долину, и весь монастырь ушел под воду, за исключением юной послушницы, которую спасла лодка, управляемая старым пилигримом. И так было положено начало озеру Титизее.
— Так оно и было? — спросила Пастушка.
Чуть позже Ганс оттащил Дитриха в сторону и спросил:
— Если никто так и не вернулся из бездонного озера, то откуда же известно, что можно услышать колокола?
Но Дитрих лишь рассмеялся:
— Смысл легенды — преподать урок, — вразумлял он крэнка, — а не запечатлеть быль. Но заметь, что наказание последовало за то, что к путнику не было проявлено милосердие, а не за какое-то языческое суеверие из-за хлебов.
Маленькая Ирмгарда улизнула из детской, как часто поступают дети, когда взрослые празднуют; но Клотильда, ее няня, раскрыв побег, пустилась за ней в погоню, и дитя вбежало с визгом в зал, лавируя среди высокого леса ног, пока, оглянувшись на свою преследовательницу, не налетело на Пастушку.
Предводительница пилигримов, которая получила свое имя по той причине, что массу времени тратила на то, чтобы собрать детей и отогнать куда-нибудь, взглянула вниз на маленькое создание, которое едва не сбило ее с ног, и в помещении моментально повисла тишина. Танцоры замерли на месте. Кунигунда, увидев, что наделала ее сестра, сказала «Ой» совсем слабым голоском, ибо всякому было известно о вспыльчивой натуре странников.
Ирмгарда посмотрела выше, затем еще выше, и ее ротик раскрылся. Она уже видела странных созданий в отдалении, но впервые столкнулась с ними вблизи.
— Ой, — сказала она в восторге, — какой большой кузнечик! Ты умеешь прыгать?
Пастушка легонько кивнула головой, когда ее упряжь на голове повторила слова; затем, едва согнув колени, она подпрыгнула к стропилам зала — под восхищенное хлопанье в ладоши Ирмгарды. В верхней точке своего прыжка Пастушка поскребла голенями друг о друга, очень похоже на то, как человек щелкает каблуками. Прежде чем она коснулась каменных плит пола, подпрыгнул второй крэнк, и вскоре уже несколько скакало, неритмично скрежеща руками и щелкая челюстями.
Но вопрос Ирмгарды и реакция Пастушки сломали повисшее в воздухе безмолвное напряжение. Хохвальдцы начали улыбаться, наблюдая за прыжками крэнков, поскольку Ирмгарда тут же присоединилась к ним с детским ликованием. Смягчилось даже хмурое лицо Фолькмара.