Эйнштейн гуляет по Луне

Соперничающее интеллектуальное сообщество четко делится на два лагеря: те, кто видит в Бьюзене мессию, и те, кто утверждает, что он разбогател, торгуя чрезмерно разрекламированными, иногда ненаучными идеями о мозге. Они указывают, вполне справедливо, что, пока Бьюзен проповедует идею «глобальной революции в обучении», он достиг гораздо больших успехов в создании глобальной коммерческой империи, нежели во внедрении своих методов в учебные аудитории.

Что особенно раздражает людей типа Эда — тех, кто относится к мнемонике серьезно и поддерживает распространяемую Бьюзеном идею о том, что искусству запоминания все еще есть место в современных школах, — так это то, что сам проповедник этой идеи может часто вызывать у них чувство некоторого стыда.

Бьюзен имеет неприятную привычку опускаться до псевдонаучных высказываний и преувеличений, вещая о том, какой изумительный революционный эффект может дать тренировка памяти, или о том, как он сам «изменил жизни миллионов». Он известен нелепыми утверждениями вроде «маленькие дети используют 98 % инструментов мышления. К 12 годам этот показатель снижается до 75 %. Тинейджеры используют не более 50 %, студенты — менее 25 %, и к моменту выхода на работу остается уже менее 15 %».

Тот факт, что Бьюзен может ездить по миру и выступать со скандальными заявлениями о мозге и при этом пользоваться доверием и почетом, свидетельствует о том, насколько неразведанной областью остается пока мировая наука о мозге и как сильно люди жаждут поверить в то, что их память можно улучшить. Правда в том, что руководство по эксплуатации мозга, которое Бьюзен тщетно искал еще в университетские годы, все еще не написано.

Но, несмотря на преувеличения и псевдонаучные заявления, к которым Бьюзен прибегает, продвигая свои интеллект-карты, в действительности существует и научное подтверждение того, что система работает. Исследователи из Лондонского Университета недавно попросили группу студентов прочитать текст из шести сотен слов и предварительно обучили половину из них делать заметки с помощью интеллект-карт. Другая половина должна была вести обычные записи. После проверки через неделю выяснилось, что студенты, пользовавшиеся при работе над этим текстом интеллект-картами, удержали в памяти на 10 % больше фактических знаний, чем их товарищи, использовавшие традиционные техники составления заметок. Возможно, это незначительный разрыв, но и он имеет значение.

После того как я попытался законспектировать с помощью изобретения Бьюзена несколько частей этой книги, я пришел к выводу, что интеллект-карты полезны в наибольшей степени потому, что они требуют осознанного подхода. В отличие от стандартных техник интеллект-карта не может быть создана на автопилоте. Я вижу это как достаточно действенное средство для анализа и организации информации, но вряд ли как «инструмент использования всех возможностей мозга» или «революционную систему», какой ее представляет Бьюзен.

Реймон Мэттьюс не сомневается в эффективности интеллект-карт для тренировки памяти. В конце года каждый из его учеников должен создать сложную детализированную интеллект-карту по всему учебнику истории США. Большинство созданных студентами карт представляют собой целый тройной стенд со стрелками к каждому слову и образу, от Плимутского камня в одном углу до Моники Левински в другом. «Когда им придется отвечать на вопрос о причинах Первой мировой войны на экзамене по программе подготовки к поступлению в колледж[159], они могут просто восстановить в памяти часть этой карты, и вся необходимая информация сразу же всплывет в голове», — говорит Мэттьюс. На этом участке карты должны быть изображены черная рука, символизирующая Сербскую националистическую организацию, к которой принадлежал убийца эрцгерцога Франца Фердинанда; далее — обутый в кроссовки пулемет как воплощение гонки вооружений, захлестнувшей Европу в начале XX в.; и следом пара треугольников для обозначения Антанты и Тройственного союза.

Мэттьюс использует любую возможность превратить факты в образы. «Моим студентам было трудно постичь различие между экономическими системами Ленина и Сталина, — рассказал он мне. — Я ответил им: „Представьте, Ленин сидит в туалете и мучается запором из-за своего нэпа. Сталин заходит туда и спрашивает: „Что ты здесь делаешь?“ А Ленин отвечает: „Землю, мир и хлеб““. Они никогда не забудут этот образ».

Критики такого рода мнемоники обоснованно указывают на то, что она формирует знания, не привязанные к определенному контексту. Это поверхностные знания, ярчайший пример заучивания без понимания. Это обучение с помощью программ PowerPoint или, хуже того, кратких изложений. Действительно, что образы Ленина и Сталина в туалете могут сказать о коммунистической экономике? Но Мэттьюс считает, что надо с чего-то начинать — и почему бы не начать с закладывания в сознание студентов образов, которые вряд ли забудутся?