Эйнштейн (Жизнь, Смерть, Бессмертие)

Мы располагаем свидетельством самого Эйнштейна и можем ответить на этот вопрос довольно определенным образом. Эйнштейна заинтересовало, можно ли вывести из наблюдения физических явлений существование причинной связи между ними. Юм ответил на это отрицательно. Отсюда он сделал вывод о невозможности проникнуть в область причин, вызывающих наблюдаемые явления, об ограниченности познания лишь самими явлениями и т.д. Впоследствии Кант, следуя за Юмом, пришел к утверждению об априорном характере причинности, а также пространства и времени. Однако представления Эйнштейна о материи как причине ощущений, о познаваемости объективных законов движения материи не были поколеблены чтением Юма ни в малейшей сте

489

пени. Эйнштейн исходит из того, что ряд наблюдаемых явлений не определяет однозначным образом характер причинной связи этих явлений. Отсюда следует, что картина причинных связей в известной мере конструируется независимо от непосредственных наблюдений. Эйнштейн говорит о свободном конструировании понятий, выражаюших каузальную связь. Значит ли это, что указанные понятия имеют априорную природу или являются условными, значит ли это, что каузальные понятия произвольны в целом? Ни в коей мере. Каузальная связь процессов может выражаться при помощи различных конструкций, и в этом смысле выбор их произволен. Но для каждой из них обязательно соответствие с наблюдениями, и мы выбираем из различных конструкций ту, которая в наибольшей степени соответствует наблюдениям.

Обо всем этом придется говорить подробнее позже, потому что Эйнштейн высказал свои взгляды на происхождение каузальных понятий не в связи с чтением и оценкой философских произведений, а главным образом "в рабочем порядке" при построении новых физических концепций. Соответственно и оценка его взглядов должна быть по преимуществу оценкой не формулировок, а эвристического эффекта, роли, которую эти взгляды сыграли в ходе революции в физике.

С этой точки зрения влияние философии Юма на мировоззрение Эйнштейна ограничивалось лишь негативным эффектом. Что же касается Канта, то здесь у Эйнштейна была высказана в явной форме отрицательная оценка кантианской гносеологии. Кант поднял агностицизм Юма до уровня детально разработанной системы и дополнил его рядом концепций, тесно связанных с проблемами классической физики, интересовавшими Эйнштейна с юности, в частности с проблемами пространства и времени.

К Канту целиком относится то, что сказано выше о чисто эстетической оценке философских трудов в высказываниях Эйнштейна. Эйнштейн был последовательным противником философии Канта, неоднократно высказывал свое несогласие с кантианской гносеологией, и в особенности с идеей априорности пространства и времени. И вместе с тем Эйнштейн чувствовал некоторую симпатию к Канту, и чтение Канта доставляло ему живейшее эстетическое удовлетворение. Может быть, и не только

490

эстетическое: Эйнштейна притягивал к Канту культурно-исторический контекст классической немецкой философии. От работ Канта действительно веет духом Германии - страны Лессинга, Шиллера и Моцарта, так резко контрастирующим с духом Бисмарка, его предшественников и продолжателей. Немецкая культура XVIII в. вызывала в душе Эйнштейна сочувственный резонанс, потому что она была связана с дувшими из-за Рейна ветрами рационализма и свободомыслия. Как уже было сказано, эти веяния Эйнштейн воспринял еще в отрочестве, и они в большой мере определили его мировоззрение. Классическая философия была частью века Разума, и именно этим историческим ароматом, а не своим содержанием она импонировала очень многим. Вспомним, как Гейне - очень далекий от философии Канта - с большим историческим чутьем сопоставляет законопослушного немецкого профессора с Робеспьером [2] и юмористически, но очень серьезно описывает историю перехода от "Критики чистого разума" к "Критике практического разума" [3]. Немцы, как известно, размышляли о том, что во Франции делали, и раскаты революции звучали здесь в философии, литературе и искусстве. Эта стихия классической философии, литературы и музыки была очень близка Эйнштейну. Он по-иному относился к новой философии (как и к музыке Вагнера): здесь вступила в действие критика содержания без примиряющей, почти врожденной симпатии, которую вызывали страницы трактатов Канта.

2 Гейне Г. Собр. соч., т. 6, с. 96.

3 Там же, с. 105-106.