Эйнштейн (Жизнь, Смерть, Бессмертие)

Нужно также подчеркнуть, что позиция Эйнштейна ни в коей мере не выражала высокой оценки собственных расчетов. Вряд ли Эйнштейн вообще когда-либо останавливался на оценке своих интеллектуальных сил - подобные мысли не приходили ему на ум в течение всей жизни. Приведенный ответ выражал ту же презумпцию познаваемости и гармонии мира. Если описать мир в соответствии с данными эксперимента ("внешнее оправдание") и по возможности без произвольных допущений ("внутреннее совершенство"), то описание мира будет с известным приближением соответствовать объективной истине. Презумпция познаваемости и гармонии достигала в данном случае эвристической силы, свойственной гению. Она окрашивала вместе с тем и отношение Эйнштейна к своей работе, к науке, к ее ценности, к ее общественной функции.

193

8 Einstein on peace, XVI.

С ней связан и моральный облик Эйнштейна. На таком уровне уже не могло быть противоречия между интеллектуальной мощью и моральными устоями. Только обращенный к "внеличному", забывший себя (и именно поэтому неспособный забыть о людях) человек мог с такой гениальной свободой оперировать абстрактными понятиями, никогда не превращая эту операцию в независимое от эксперимента условное конструирование и никогда не сводя связь с экспериментом к феноменологическим рамкам "чистого описания". Слава, обрушившаяся на Эйнштейна, заставила его почувствовать ответственность ученого за судьбу человечества. В последнем счете эта слава была симптомом той беспрецедентной роли, которую приобрела наука в XX столетии и которая является тайной этого столетия.

Теперь "материнское чувство, обращенное на народные массы", о котором говорил Бальзак, превратилось в сознательное чувство ответственности за судьбы людей в условиях, подготовленных революцией в науке. Эйнштейна можно было бы назвать пророком атомной эры, если бы поза пророка подходила к его облику и если бы роль пророка не была исключена характером науки и общественного развития в XX в. Во всяком случае, он раньше других узнал, что энергия равна массе, умноженной на квадрат скорости света, и раньше других ученых почувствовал, что потенции науки обязывают ученого вмешаться в борьбу общественных сил, от которых зависит то или иное направление практических применений науки. Борьба общественных сил захватила Эйнштейна не на своем главном участке; последний находился далеко от него. Но тот участок, который был ближе всего к Эйнштейну, играл существенную роль; речь шла о мобилизации интеллигенции для борьбы против шовинизма. Эйнштейн не всегда мог разобраться в создавшейся здесь обстановке, но он занял место в строю. Эйнштейн не видел с достаточной ясностью тех сил, которые могли эффективно противостоять войне и шовинизму. Его пацифистская позиция была интуитивной. В 1920 г. в одной из бесед Эйнштейн говорил:

"Мой пацифизм - это инстинктивное чувство, которое владеет мной потому, что убийство человека отвратительно. Мое отношение исходит не из какой-либо умозрительной теории, а основано на глубочайшей антипатии к любому виду жестокости и ненависти. Я мог бы дать рационалистическое объяснение такой реакции, но это было бы рассуждением a posteriori" [9].

194

При Лиге Наций была создана Комиссия интеллектуального сотрудничества. Задачи ее были туманными, а деятельность малоэффективной. Эйнштейн был приглашен в 1922 г. вступить в эту организацию и ответил следующим письмом:

"Хотя я должен отметить, что мне не ясен характер деятельности этой комиссии, я считаю своим долгом последовать ее призыву, поскольку никто в такое время не должен отказываться от участия в усилиях, направленных на осуществление интернационального сотрудничества" [10].

9 Frank, 154.

10 Ibid.

В Комиссии интеллектуального сотрудничества Эйнштейн столкнулся с политическими тенденциями, заставлявшими его переходить от пацифизма как чисто инстинктивного отвращения ко всякой жестокости к четкой платформе борьбы против войны. В воспоминаниях о заседании Комиссии интеллектуального сотрудничества отразились и чисто личные черты Эйнштейна - вплоть до его отношения к музыке.

В 1923 г. Эйнштейн вышел из состава Комиссии интеллектуального сотрудничества. На него произвела тягостное впечатление позиция Лиги Наций во время оккупации Рура. Эйнштейн видел, что инстинктивный пацифизм не может противостоять силам войны. В 1923 г. Эйнштейн писал:

"Я убедился, что Лига не обладает ни силой, ни доброй волей, необходимыми для осуществления ее целей. Как убежденный пацифист, я чувствую себя обязанным порвать все отношения с Лигой".

В письме, направленном в один из пацифистских журналов, он высказался более определенно:

"Я сделал это потому, что деятельность Лиги Наций убедила меня, что ни одной акции, совершаемой господствующими группами, какой бы жестокой она ни была, Лига не смогла противостоять. Я удаляюсь потому, что Лига Наций в своей деятельности не только не воплощает идеал интернациональной организации, но практически дискредитирует эту идею" [11].

195