Эйзенхауэр

Не весьма охотно соглашаясь на кандидатуру Никсона как running mate (напарника, соратника по предвыборной гонке), Эйзенхауэр подсознательно, инстинктивно чувствовал порочные черты натуры своего вице-президента, которые проявились значительно позже в Уотергейтском скандале со шпионажем за избирательной кампанией Демократической партии в 1972 году, в результате которого спустя два года Никсон был вынужден уйти в отставку под угрозой неминуемого импичмента.

Кризисы 1956 года и избирательная кампания

Президент вынужден был заниматься не столько избирательной кампанией, сколько решением кризисных проблем. При этом внутренние дела, хотя и не были полностью забыты, несколько отошли на второй план. Именно в предвыборные месяцы в Министерстве юстиции был, наконец, подготовлен законопроект о гражданских правах, который Эйзенхауэр счел умеренным. В июле проект был направлен в Конгресс. Палата представителей одобрила его бюрократические разделы — о создании комиссии по расследованию расовых проблем и формировании в Министерстве юстиции отдела по гражданским правам. Из проекта были исключены разделы о гарантиях права голоса независимо от цвета кожи и об ответственности федеральных властей за реализацию закона в отдельных штатах. Тем не менее в сенатской комиссии по юридическим вопросам документ был забаллотирован.

Эйзенхауэр не пострадал в результате этой неудачи — цветные избиратели теперь видели в нем борца за их интересы, а белые расисты успокоились, так как непосредственная опасность от них отодвинулась.

Что же касается международных лозунгов избирательной кампании, то главным из них продолжало оставаться требование «освобождения» Восточной Европы. Поначалу казалось, что в этом вопросе на помощь Эйзенхауэру пришли советские руководители, прежде всего Н.С. Хрущев. На весь мир прозвучал сенсацией его «секретный» доклад на XX съезде КПСС 25 февраля 1956 года «О культе личности и его последствиях». Этот доклад не был последовательным, не содержал комплексного разоблачения политики Сталина и в целом тоталитарной системы. В докладе обращалось внимание в основном на преследование Сталиным партийных кадров, но не было ни слова о преступлениях режима против крестьянства, интеллигенции, всего народа, особенно в период Большого террора 1936–1938 годов. Польско-американский историк Энн Аппельбаум с полным основанием полагает, что Хрущев «сказал полуправду, поскольку, рассказывая о преступлениях Сталина, умолчал о собственном участии». По ее мнению, целью доклада было не только освобождение соотечественников, но и запугивание партийных оппонентов, также участвовавших в репрессиях^{726}. В то же время доклад был исключительно важен, так как положил начало разоблачениям сталинских преступлений, а в более широком смысле — кризису тоталитарной системы в СССР.

Хотя доклад считался секретным, он сразу же по инициативе самого Хрущева получил распространение в СССР, так как его зачитывали на открытых партийных собраниях, его текст был передан руководящим органам зарубежных компартий. Естественно, что в условиях, когда по миру стали ходить сотни, если не тысячи экземпляров, никакой тайны не существовало. Видимо, на это и рассчитывал Хрущев. В США доклад о культе личности был опубликован 5 июня в «Нью-Йорк таймс», а вслед за этим и многими другими печатными органами.

Рассказывают разнообразные истории, как на Западе был получен официальный текст. Наиболее достоверной представляется версия, что технический секретарь первого секретаря ЦК Польской объединенной рабочей партии Эдварда Охаба Лусия Барановская увидела экземпляр доклада на столе у шефа и забрала его на ночь, а ее любовник, журналист Виктор Граевский, отнес фотокопию в посольство Израиля, откуда доклад попал в ЦРУ и был передан в прессу^{727}. В США доклад был издан на русском языке, его текст передавали по «Голосу Америки» и другим западным русскоязычным радиостанциям^{728}. Вполне возможно, что были и другие пути — слишком уж много экземпляров доклада рассеялось по миру.

Директор ЦРУ Даллес проинформировал Эйзенхауэра о докладе Хрущева. В. Граевский рассказывал: «Они (братья Даллесы. — Г. Ч., Л. Д.)

тоже не верили, что это настоящий документ — может быть, это дезинформация или какая-то провокация? Они собрали всех советологов, которые у них были, — они сидели каких-то две недели над этим и пришли к выводу, что это настоящая речь Хрущева. Они пошли затем к Эйзенхауэру, и Эйзенхауэр решил опубликовать»^{729}.

Предупреждая ожидаемые эмоции по поводу того, что следует немедленно приступить к «освобождению» Восточной Европы, власть СССР над которой зашаталась в результате доклада, Эйзенхауэр говорил сотрудникам: «Мы выступаем за освобождение всеми мирными средствами, но не показываем никаких признаков, что собираемся развязать войну, чтобы добиться освобождения»^{730}.

Как раз в конце избирательной кампании доктрина «освобождения» потерпела первый провал в связи с революционными событиями в Венгрии.