Екатерина Дашкова. Ее жизнь и общественная деятельность

Во всяком случае, если и было прежде некоторое недоверие к 18-летней женщине и великая княгиня боялась ей сообщить свои задушевные мысли и желания, то энергичность, горячая преданность и решительность Дашковой наконец оказались в состоянии победить предубеждения против нее, и таким-то образом она, почти девочкой по летам, очутилась в числе несомненных участников широкого и смелого шага.

25 декабря 1761 года, в самый день Рождества, скончалась императрица Елизавета... Надежды многих унесла она с собой в могилу и многим развязывала руки... Фамилия Воронцовых с новым воцарением приобретала еще большее значение, нежели при покойной государыне; но великой княгине и ее преданному другу Дашковой новый порядок вещей не улыбался. Первой, как известно, приходилось получать не раз и публичные оскорбления от своего супруга. Екатерина Романовна, однако, и перед новым властелином не робела; природная черта ее характера – резкость – порой проявлялась и при очень неподходящей обстановке.

Раз, например, Екатерина Романовна, находясь во дворце, села играть с государем в карты, в его любимую игру. Проиграв партию, Дашкова забастовала, так как игра была крупная и проигрыш для нее очень чувствителен. Петр III настаивал на продолжении игры; Дашкова упорно отказывалась и наконец после нескольких резких, несдержанных слов, поспешила уйти.

– Это бес, а не женщина! – восклицали ей вслед присутствующие.

Вскоре подошло и еще событие, которое, так сказать, переполнило чашу. В январе 1762 года происходил обычный развод гвардии. Вдруг император заметил, что рота князя Дашкова ошиблась в маневре; Петр III сделал жестокий выговор молодому человеку; тот сначала в почтительных выражениях оправдывался, потом не выдержал и стал говорить резко. Этот эпизод очень напугал княгиню и ее родных: думали, что он не пройдет даром Дашкову, так как у последнего были враги среди лиц, окружавших Петра III. Единственным удобным средством являлось удаление князя на время из Петербурга. Для этого нашли благовидный предлог. Канцлер Воронцов, по просьбе племянницы, дал ее мужу поручение в Константинополь с официальным извещением о восшествии на престол нового императора.

Императрица утешала тосковавшую в разлуке с мужем княгиню. “Письма ваши так грустно настроены, – пишет она в одной из своих записок Дашковой, – что я советовала бы вам менее сокрушаться об отъезде нашего посланника и верить тому, что он возвратится к нам цел и невредим; по крайней мере, я желаю этого для нашего общего утешения”...

Между тем работа в пользу Екатерины кипела энергично, и во всяком случае Дашкова была одной из самых горячих работниц. Что действительно приверженцы будущей “Семирамиды Севера” работали с успехом, – это доказывается очень быстрым осуществлением их желаний....

Петр III ничего не хотел видеть и слышать. Этот добрый государь; воротивший толпы ссыльных прежних царствований, уничтоживший ненавистное “слово и дело”, давший “права вольности” дворянству, вел себя, однако, во многих отношениях нетактично и давал немало поводов для желаний об изменении наступившего порядка вещей...

Итак, мы видим, что молоденькая княгиня лелеяла очень рискованные и смелые планы и шла с энергией и настойчивостью к их исполнению. Это не может нам не представляться изумительным по отношению к особе, едва только вышедшей из отроческих лет. Но для того, чтобы осветить эту решимость Дашковой со всех сторон, мы должны указать на два чрезвычайно характерных обстоятельства как вообще по отношению к тому времени, так и, в частности, к самой Екатерине Романовне.

Гордая, сознававшая свои силы и умственное превосходство Дашкова не могла не завидовать своей простушке сестре Елизавете, не обладавшей никакими особенными дарованиями, но которой судьба готовила высокую, блестящую будущность. Уже один этот жестокий червь зависти должен был заставить Дашкову стать в лагерь великой княгини, так как, во всяком случае, в другом лагере ей была суждена далеко не первая роль. Как, “толстушка” Елизавета, не обладавшая ни красотой, ни особенным умом, ни энергией, должна была получить высокий удел избранницы? Она уже украсилась орденом Екатерины, – отличием принцесс крови, – а у Дашковой ничего этого не было! Гордая и достаточно тщеславная княгиня не могла переносить такого унижения равнодушно. И не особенно ошибется тот, кто в зависти к счастливой сестре будет видеть могущественный, более, чем многие другие, рычаг того, что Екатерина Романовна стала страстным партизаном императрицы.

Уже в эти юные годы выступает в судьбе Дашковой трагическая черта: она становится жестоким врагом своей счастливой сестры и всей родни, благосостояние которой связывалось с прежним порядком вещей, против которого выступала противником энергичная Екатерина Романовна. И за это ей, конечно, пришлось поплатиться: вся родня невзлюбила ее, а отец несколько лет не хотел даже видеться с нею.