Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале

Поскольку присутствие Дашковой при дворе и ее близость к императрице многим придворным не нравились, она оставалась мишенью для шуток и насмешек, подвергаясь бесконечным унижениям. Каждый из опрометчивых поступков, к которым она была так склонна, становился предметом всеобщего внимания. Один такой случай поставил Дашкову в очень неприятное и неловкое положение и осложнил ее отношения с семейством Нарышкиных. Он явился кульминацией долгого спора о клочке земли, но в финансовых делах, касавшихся академий и ее лично, Дашкова была неколебима и беспощадна к тем, кто хотел поживиться за ее счет. Схватка за землю была еще одним примером в длинной череде претензий к Александру Нарышкину, ее соседу и врагу при дворе. В отличие от брата Льва Александр Нарышкин не был в фаворе у Екатерины, она считала его неприятным человеком. В 1787 году враждебность Дашковой вылилась в грандиозную конфронтацию, когда свиньи Нарышкина забрели на ее территорию и вытоптали шесть любимых растений в горшках ценой шесть рублей. Дашкова уже была не в духе, поскольку только что была вынуждена заплатить карточные долги сына. Как всегда предпочитая сразу принимать меры, она велела нарышкинских свиней немедленно зарезать. После короткого слушания местный суд принял решение не в пользу Дашковой, оштрафовал ее на 80 рублей и потребовал, чтобы она в будущем воздержалась от подобных акций^[606]

. Нераскаявшаяся Дашкова поклялась, что в будущем непременно прирежет свиней Нарышкина, если они опять посмеют приблизиться к ее растениям.

Узнав об этом глупом инциденте, Екатерина и ее окружение сделали все, чтобы раздуть его. На официальных приемах императрица сажала Дашкову рядом с ее врагом, даже несмотря на опасения, что их ссора может перейти все границы. За столом враги сидели на краешках стульев спиной друг к другу, что давало придворным остроумцам повод сравнивать их с российским двуглавым орлом. Храповицкий писал, что в то время императрица плохо отзывалась о Дашковой, устав от ее бесконечных рассказов о европейских путешествиях. Екатерина любила Анну, жену Александра Нарышкина, и явно демонстрировала, что предпочитает ее Дашковой. Храповицкий записал в дневнике 19 мая 1788 года, что при переезде двора в Царское Село Екатерина приказала «очистить комнаты Анны Никитишны Нарышкиной… чтобы не было комнат для Княгини Дашковой: „С одной хочу проводить время, а с другой нет… они [Дашкова и Нарышкины] же и в ссоре за клок земли“»^[607]

. Екатерина предпочитала держать Дашкову на расстоянии, но ссора так понравилась ей, что она высмеяла ее в неопубликованной и никогда не исполнявшейся пьесе «За мухой с обухом». Она сатирически описала пререкания между Нарышкиным и Дашковой, выведя их под именами глупого Дурындина и надоедливой Постреловой, постоянно похвалявшейся своими заграничными поездками^[608]

.

Происшествие с нарышкинскими свиньями было одной из историй, которые укрепляли репутацию Дашковой как человека вздорного, дающего пищу для нелепых сплетен и анекдотов. Согласно французскому учителю П. А. Строганова, при дворе говорили, что, когда в Троицкое приехали гости, Дашкова приказала их слуг и лошадей отправить на работы в поле. Она выдала гостям по рабочему фартуку и не посадила за стол до тех пор, пока они не принесли по несколько кирпичей к строящейся церкви. «И все-таки гости не переводились у нее; и везде принимали ее с почетом»^[609]

. Однако Дашкова не могла закрывать глаза на шутки и колкости в свой адрес, не могла она игнорировать и маневрирование и интриги при дворе таких врагов, как Орловы, Домашнев и Завадовский, которого она называла Monsieur Sans T^ete[610]. Униженная и оскорбленная враждебностью и насмешками тех, с кем вместе работала, она хотела уйти со своих постов в академиях и покинуть Россию насовсем. Она помнила рассказы о том, как Анна Иоанновна оскорбила ее мать и заставляла унижаться других придворных. Теперь настал ее черед. Хотя Дашкова и понимала, что слишком чувствительна и что не следует принимать все так близко к сердцу, но было чересчур утомительно и противно ее природе постоянно скрывать истинные чувства. «Почему они не оставят меня в покое? — писала Дашкова в письме. — Я прошу малого, только позволить мне работать без унижения, а если это невозможно, я уйду и покину мою родную страну. Я бы не осталась в этой стране даже на четырнадцать месяцев после ухода из Академии. Вот почему все, что сейчас происходит, так меня огорчает и терзает мою душу… Я не могу сидеть спокойно и сносить новые оскорбления и обвинения — я ничем не заслужила их»^[611].