Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале

Франклиновская оценка Дашковой была необычайно сдержанной и серьезной, притом что суждениям большинства ее современников не хватало объективности^[7]. Ее достижения то высоко оценивались, то страстно осуждались, и такие несопоставимые оценки ее жизни ярко демонстрируют всю ограниченность и предубеждения той эпохи. Многие стремились вознести ее на Парнас своими гиперболами и нарочитыми панегириками. Те, кто искал ее расположения, особенно превозносили ее изобретательный ум, блестящее образование, необычайную энергию и великодушие по отношению к друзьям. Другие несправедливо ставили ее к позорному столбу и смешивали с грязью, указывая на ее скаредность, тщеславие, гордыню, вспыльчивость, амбициозность и любовь к интригам. Как и Франклин, Хорас Уолпол[8] «жаждал увидеть эту амазонку, которая приняла столь большое участие в революции, когда ей еще не было и девятнадцати». Когда они встретились, его оскорбительная характеристика стала в своем роде типичной: «Итак, я уже видел княгиню Даскиофф (sic), а на нее очень даже стоит посмотреть — не из-за ее лица, хотя для чистокровной татарки она не так уродлива; ее улыбка приятна, но в глазах — свирепость Катилины»

^[9].

Чаще всего современники Дашковой считали ее эксцентричной и нелепой, поскольку ее привычки больше соответствовали представлениям XVIII века о поведении мужчин. Граф де Сегюр зафиксировал придворные сплетни о стремлении Дашковой занять высокие государственные посты и ее надеждах на место в Сенате или, по крайней мере, на командование полком гвардии. Он писал, что в некоторых отношениях она была похожа на мужчину: например, носила, как видно на портретах, одежду наподобие мужской, что вполне сочеталось с ее грубыми мужеподобными чертами лица, и «лишь по случайной, прихотливой ошибке природы она родилась женщиной»^[10]. Французский авантюрист Шарль Франсуа Массон в своих мемуарах соглашается с тем, что она была «мужчиной по своим вкусам, облику и деяниям»^[11]. Как и Сегюр, Массон утверждал, что Дашкова претендовала на звание полковника, а великий поэт эпохи Гавриил Державин уверял, что она искала назначения в Сенат, и охарактеризовал Дашкову как честолюбивую женщину, добивавшуюся места при государыне^[12]

.

Вероятно, самое злое и унизительное описание Дашковой принадлежит тому же Державину, который был многим обязан ее покровительству и все же считал ее характер «вспыльчивым или, лучше, сумасшедшим»^[13]. Чтобы отметить ее назначение президентом Российской академии, он сочинил поздравительную поэму «К портрету княгини Екатерины Романовны Дашковой, во время президентства ея в Академии Наук». На портрете Дашкова сидит на стуле, ее академическое облачение перекинуто через спинку, а у ног ее стоит глобус. Она просматривает тома изданного ею «Словаря Академии Российской». Короткое стихотворение описывает ее поддержку Екатерины и иронически намекает на то, что Державин воспринимал как мужеподобность Дашковой:

Сопутницей была,Когда с небес на трон

Возсесть Астрея шла;А ныне — Аполлон.

Еще более откровенное, хотя никогда открыто не выраженное, отношение продемонстрировано в оскорбительных виршах на тот же портрет, найденных в бумагах Державина и приписываемых его перу. Несомненно циркулировавшие среди его друзей к всеобщему их удовольствию, они озаглавлены «На портрет Гермафродита»:

Сей лик:

И баба и мужик^[14].

Явные или неявные аллюзии Державина на «мужеподобность» Дашковой, как и отзывы ее современников, отражают ее уникальность и самобытность. Именно потому, что она была столь нетипична для того времени, жизнь Дашковой представляет собой одну из первых попыток женщины достичь успеха и признания в мире, в котором почти полностью доминировали мужчины. Как выдающаяся образованная женщина в России XVIII века, она была исключением, главным образом потому, что имевшийся у нее выбор был характерен именно для мужской жизни. Александр Герцен, впервые издавший автобиографию Дашковой на русском языке, возможно, был первым, кто оценил ее достижения в свете истории русской женщины. Он писал, что «Дашковою русская женская личность, разбуженная петровским разгромом, выходит из своего затворничества, заявляет свою способность и требует участия в деле государственном, в науке, в преобразовании России»^[15]. Следуя его примеру, В. В. Огарков объявил Дашкову пионером борьбы за равенство женщин и «пленным духом», сражавшимся за новые перспективы для женщин России^[16]. Николай Добролюбов, радикальный «гражданский» критик, также пишет об оригинальности Дашковой: «Более серьезно, нежели все окружавшие ее, проникнутая просвещенными идеями, умея вносить их в самую жизнь, трудившаяся не только для того, чтобы показать свои труды, но и для того, чтобы в самом деле быть полезною для других, она стояла гораздо выше современного ей русского общества»^[17].