Читаем Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет полностью

Как уже должно было стать более чем ясно, дискуссия о российской мануфактуре стала к середине 60-х годов XX века всего лишь отражением более широких дебатов об истоках капитализма. Теперь уже мануфактура исследовалась не затем, чтобы определить истоки капитализма; теперь судьба мануфактуры будет решаться в зависимости от результата спора о капитализме. Поскольку темы тесно переплетались, границы старались проводить строго. На одной стороне, явно превосходящей, стояли те, кто выступал за позднее развитие капитализма. Они не были едины. Некоторые, подобно Н.М. Дружинину, помещали формирование капиталистического уклада в 60-е годы XVIII века. Другие, например, В.К. Яцунский, Михаил Яковлевич Гефтер и С.Д. Сказкин, помещали переходный момент в начало XIX века. А третьи, среди которых самым значительным представителем был Павленко, признавали за переходный момент 60-е годы XVIII столетия, но, похоже, сомневались в характере российского феодализма и даже российского капитализма. Однако, поскольку Павленко не пожелал предложить альтернативные формации, в роли критика сторонников раннего развития капитализма он оказался значительно эффективнее, чем в качестве создателя более убедительной схемы.

В то время как западным марксистам причиняет неудобства длительный период, потребовавшийся капитализму для созревания, прежде чем он наконец завоевал Запад, многим советским ученым по тем же причинам неудобна долгая жизнь феодализма в России (в общей сложности тысячелетие) и соответственно короткий период, отведенный российскому капитализму для созревания. Сторонники раннего развития капитализма в России пытаются исправить ситуацию тем, что отодвигают время наступления капитализма на одно-два столетия в глубь веков. Они исходят из своей веры в универсальное, однолинейное развитие от одной социально-экономической стадии к другой, ведущее в конце к социализму. Они все полагают, что Россия не могла ни пропустить какую-либо из этих стадий — за одним исключением, — ни сильно отстать от Запада в продвижении по ним. Придерживаясь выводов Бориса Дмитриевича Грекова и Серафима Владимировича Юшкова, они согласились с тем, что русский народ, как и многие другие славянские народы, никогда не проходил через рабовладельческую стадию (разумный вывод, но его, вероятно, следует распространить на все цивилизации, за исключением классической средиземноморской). Не имея альтернативы, им пришлось отнести истоки феодализма ко времени основания Киевской Руси в IX веке; это утверждение не несет в себе больших проблем, так как таким образом русский феодализм выстраивается в одну хронологическую линию с западным. После периода феодальной раздробленности в XVI и XVII веках появляется централизованное государство в форме сословно-представительной монархии. К концу XVII века, однако, начал укореняться капитализм. Обстоятельства, вызванные подъемом буржуазии и упадком феодальной знати, предоставили монарху пространство для маневра. В итоге форма правления получилась абсолютистской, включая периоды просвещенного абсолютизма, хотя в конечном счете политическая власть все еще оставалась у владеющих крепостными дворян. Для этого периода была характерна классовая борьба, но не в классической господствовавшей на Западе форме: вместо борьбы буржуазии с дворянством в России наблюдаются массовые крестьянские восстания, направленные против феодального строя. Объективно такие восстания имели целью введение мелкотоварного капитализма.

Очевидно, что одним из столпов универсалистского подхода являются существенные элементы капитализма, которые удается обнаружить в России XVII века, если не раньше. Без них феодализм будет продолжаться бесконечно. Без них абсолютизм выпадает из своей специфической последовательности, а вместе с этим потеряются любые убедительные параллели с западным абсолютизмом. И что еще более тревожно, без них меняется взаимоотношение между капитализмом и абсолютизмом. Возникает даже искушение предположить, как сделали некоторые из дискутантов на симпозиуме 1965 года, что российский абсолютизм возник существенно раньше конца XVII века и сам является вовсе не результатом развития капитализма, а его творцом{538}. И нечего даже говорить, что капитализм, созданный абсолютизмом, очень сильно отличается от капитализма, развившегося самопроизвольно. Это показали еще участники дискуссии начала 1930-х годов. Таким образом, сторонники универсалистского подхода оказались перед необходимостью обнаружить элементы капитализма в России XVII века. Если это сделать, то все остальное окажется на своих местах. Россия станет на европейский путь, и синхронность развития будет достигнута.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное