Читаем Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет полностью

После короткой остановки (слишком короткой, по мнению короля) процессия из галер проследовала дальше к Херсону. Под Кайдаком императрица встретилась с более желанным гостем — Иосифом II, снова выступавшим под именем графа Фалькенштейна. Вместе они посетили Херсон (который Иосиф уже осмотрел неделю назад), и обсудили судьбу зашатавшейся Османской империи. Яков Иванович Булгаков, русский дипломатический представитель в Порте, был вызван из Константинополя в Херсон, чтобы представить императрице и ее советникам свои взгляды на военные намерения турок.

Из Херсона Иосиф II намеревался вернуться домой. Но императрица стала убеждать его поехать вместе с ней в Крым. Особо не сопротивляясь, Иосиф согласился. Оказавшись в Крыму, они принялись с энтузиазмом отыскивать остатки классической цивилизации. Екатерина воспользовалась случаем, чтобы посовещаться с императором о международных отношениях. В частности, она хотела, чтобы он пришел на помощь России в случае войны с турками. Иосиф же пожелал, чтобы Россия помогла Австрии в случае войны с Пруссией. Им удалось заверить друг друга в помощи.

Осмотрев в Севастополе недавно построенный российский флот, император в начале июня отправился назад в Вену. Российские путешественники возвращались путем, совершенно отличным от того, по которому они прибыли: вернувшись в Херсон, они оттуда направились в Екатеринослав, Кременчуг, Полтаву, Харьков, Курск, Орел и Москву. В Петербург путешественники приехали лишь 12 июля{618}. Екатерина, таким образом, завершила свою самую длинную, самую приятную, самую результативную и самую знаменитую поездку. Но, кроме этого, поездка оказалась и самой неоднозначной.


Путешествие в Крым
рабочая поездка

В конце XIX века историк из прибалтийских немцев Александр Густавович Брикнер, написавший о путешествии Екатерины в Крым больше других, назвал крымское путешествие «увеселением»{619}. Увеселения, конечно же, были. Однако путешествие не было простым развлечением. Все дело в источниках. За исключением графа де Сегюра, все, кто оставил самые яркие рассказы о крымском путешествии, мало беспокоились о серьезной стороне поездки. Они не замечали, если императрица работала все утро и не появлялась на публике до обеда{620}. Свое внимание они уделяли остроумным

bon mots или веселым анекдотам, которые рассказывались и пересказывались. Они оставались в блаженном неведении о том, что на протяжении всего пути императрица занималась государственными делами через курьеров, которые каждый день сновали между флотилией и оставшимися в Петербурге чиновниками. Почти никто не заметил, что Екатерина придерживалась того же рабочего расписания, какое было у нее в столице. Она по-прежнему вставала в 6:00, работала до позднего утра или даже больше. Вечером в 8:00 или 9:00 она уединялась, чтобы несколько часов посвятить работе перед тем, как заняться личными делами{621}.

Такой распорядок не должен удивлять, ведь в путешествие императрица направилась прежде всего, по ее собственным словам, «для осмотра разных губерний»{622}

. В пути Екатерина приказывала сопровождавшим ее чиновникам смотреть, исполняются ли, и если исполняются, то как, положения реформы 1775 года. И она желала знать, подходят ли к конкретной обстановке созданные в соответствии с реформой учреждения
{623}. Императрица была решительно настроена проверять это сама. Так что на каждой большой стоянке она расспрашивала местных жителей от епископа до «торговых людей» и ремесленников, чтобы увидеть их положение, узнать их желания и потребности и, да, их недостатки{624}. Поскольку крепостные не могли получить непосредственный доступ к правителю, они просто совали петиции в руки императрицы, хотя это и было запрещено после путешествия в Поволжье.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное