Читаем Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет полностью

По возвращении в Петербург Екатерина отделила тех, кто преуспел на службе ее величеству, от тех, кто не справился с ней. Первых она наградила землей, деньгами или повышением по службе{625}. Вторых попыталась исправить. Среди тех, кем она была недовольна, оказался уважаемый фельдмаршал граф Петр Александрович Румянцев, из-за неумелых действий которого на посту губернатора Украины, в частности, по утверждению императрицы, улицы в Киеве стали небезопасны{626}. Другие вопросы были более спорны. Вероятно, самый спорный вопрос возник во время ее путешествия в Поволжье, когда группа старообрядцев пожаловалась императрице на преследования со стороны прочно утвердившегося епископа Нижнего Новгорода. Епископ же, со своей стороны, жаловался на то, что старообрядцы обращают в свою веру православных. Разобравшись, императрица заключила, что на самом деле низкий культурный уровень православного духовенства способствует поддержанию и даже распространению старой веры. Она мало уважала старую веру, но религиозное преследование уважала еще меньше. Решение должно состоять, заключила она, не в том, чтобы преследовать старообрядцев, а в том, чтобы произвести более образованное духовенство

{627}. Это был вердикт умудренного опытом правителя, который повидал если не мир, то, по крайней мере, многое в своей протяженной и разнообразной империи.


Зачем это путешествие?

Если взглянуть на российскую историю, то двадцать пять лет на троне — это впечатляющее достижение. Эту дату надлежало широко отметить. В те времена считалось, как считается и теперь, что для этого подходит какое-нибудь долгое путешествие, особенно если приятное можно сочетать с полезным. К 1787 году императрица научилась, как примирить два эти полюса. Долгое путешествие по воде, по экзотической территории, да еще в окружении такой восхитительной компании, — безусловно, приятный способ отметить важную годовщину. Как раз аспект удовольствия привлек внимание современников, и не без причины.

Поездка по нерусским территориям тоже имела смысл. Как мы уже заметили, Екатерина видела пользу от таких поездок в том, чтобы знакомиться с жизнью местного нерусского населения и узнавать его особенные пожелания и потребности. Без этой информации она не могла надеяться издавать для этого населения мудрые законы. К началу 1787 года императрица уже объездила большую часть России. Она посетила Прибалтику на севере (1764), Среднее Поволжье на востоке (1767), приобретенные после первого раздела Польши территории на западе и северо-западе (1780) и северные водные пути на севере и востоке (1785). Не хватало только поездки на юг. Не прошло и четырех лет после присоединения южных земель, как она посетила и их (1787).

Зачастую население недавно включенных в Российскую империю территорий, которые посещала императрица, по всей видимости, плохо представляло себе, кто их правитель и какие у него или у нее полномочия. Действительно, если бы Екатерина не посетила эти территории, то маловероятно, что население вообще когда-либо увидело правителя. Ее личное присутствие имело большое значение. Она уже была не просто абстракцией. Увидев ее во плоти, часто вблизи, подданные могли признать ее персону как объединяющий фактор{628}. Это особенно важно для тех, кто был относительно недавно включен в империю, как, например, татары. Как лаконично выразился посол Габсбургской империи, императрица желала «с блеском явиться новым народам, которые находятся под ее властью»{629}. Чтобы достичь своей цели, она была готова проделать за 6 месяцев почти 6 тысяч километров. Если говорить о деловых поездках, то ей удалось устроить одну из самых знаменитых и в то же время противоречивых. Так императрица усовершенствовала простую инспекционную поездку.


Послесловие

Долгосрочной целью Екатерины была более полная интеграция в Российскую империю вновь приобретенных территорий{630}. Совсем недавно включенный в империю, столь экзотический («азиатский») Крым, учитывая также необходимость посетить юг империи, был логичным пунктом путешествия для императрицы. Были и другие причины. Вероятно, самой важной была та, что враги Потемкина, особенно из окружения великого князя, распространили слухи, что князь на юге тратит очень значительные государственные средства с очень малой отдачей. И хотя Екатерина не доверяла этим слухам, она хотела лично убедиться, что в них соответствует действительности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное