Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

Верженн и американские колонисты нашли неожиданного союзника в лице Арвида Витфота, российского консула в Бордо, шведа по происхождению. Он как частное лицо зафрахтовал два судна, «Элизабет» и «Конкорд», и стал вывозить товары из России в Америку через Бордо. Витфот призывал российских купцов последовать его примеру и предложил направлять к нему доски, пеньку, железо, парусину, ворвань и солонину для реэкспорта, который он расхваливал как очень выгодное занятие. Восторженные донесения о преимуществах торговли с Америкой Витфот также слал и в Коммерц-коллегию^{746}.

Опасаясь внешнеполитических осложнений, однако, Коммерц-коллегия никак не отреагировала на эти призывы, ограничившись лишь тем, что переправила их в Коллегию иностранных дел^{747}

. И хотя нам не известно, какие действия предприняла Коллегия иностранных дел, бывшая под началом Панина, у нас есть косвенные данные о том, что эти доводы либо убедили Панина, либо совпали с его собственными соображениями. Так, когда летом 1779 года императрица, обеспокоенная возможными последствиями вступления в войну Испании, созвала специальное заседание Секретной экспедиции Коллегии иностранных дел, чтобы та проанализировала ситуацию и представила ей отчет, полученные рекомендации отражали антибританскую точку зрения. Экспедиция под председательством Панина заключила: «…потеря Англиею колоний ея на твердой земле не только не вредна, но паче и полезна еще быть может для России в части торговых ея интересов, поколику со временем из Америки новая безпосредственная отрасль коммерции с Россиею открыться и завестися может для получения из первых рук взаимных нужд»^{748}. Короче говоря, экспедиция решила, что России нечего бояться американской независимости.

Дело осложнялось, однако, вопросом о каперстве[264]

. В первый раз американцы вызвали гнев императрицы, когда в августе 1778 года в Северном море появился «Генерал Миффлин» и начал грабить английские торговые суда, направлявшиеся в российский порт Архангельск и из него. Суда, в большинстве своем груженные неконтрабандным грузом, сжигали, а экипаж отпускали на волю волн. Положение настолько ухудшилось, что один из виднейших британских купцов в Архангельске просил консула в Петербурге предоставлять конвой для всех будущих рейсов: «…поскольку нет гарантии какой-то защиты, я думаю, немногие английские суда придут сюда в следующем году»^{749}. Императрица была в ярости, так как под угрозой была жизненно важная торговая связь с Великобританией. Императрица предупредила, что, если грабеж продолжится и в следующем году, каперы дорого поплатятся: «…ибо я не брат Г[еоргу III]; никому не позволено трепать меня за нос безнаказанно»^{750}

. Панину было велено составить план действий. В «нижайшем донесении», поданном 22 декабря 1778 года, он советовал защищать торговые суда, идущие в российские порты, против всех каперов, не только американских, хотя с готовностью подтвердил, что необходимость в таких действиях создали американские каперы^{751}. В итоге в Северное море отправили русскую эскадру для защиты русской торговли — якобы от американцев.

Но нейтральные суда страдали не только от американских каперов. Британский флот — сильнейший в мире — дополнялся целой оравой каперов, действовавших под британским флагом. Хотя они и не досаждали судам, идущим в Архангельск, торговля с которым и так была монополизирована их соотечественниками, они подрывали торговлю в других местах^{752}

. Когда в июне 1779 года в войну вступила Испания, судоходство нейтральных стран еще более осложнилось. И хотя прибыль можно было получить огромную, риск вооруженного захвата судов стал непомерно высоким.

Эта ситуация вынудила не только Швецию и Данию, но и Францию предложить императрице предпринять совместные меры для защиты судоходства нейтральных стран. Однако в начале

1780 года Екатерина II еще довольствовалась строгими увещеваниями в адрес обидчиков и патрулированием Северного моря. Но когда 6 февраля до Петербурга дошли известия об очередном бесчинстве, произведенном испанцами, императрица, подстрекаемая британским послом, приказала снарядить в Кронштадте пятнадцать линейных кораблей и одновременно потребовала у Панина подготовить декларацию о намерении России защищать свою торговлю от всех воюющих сторон^{753}.