Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

Принимая взгляды Кольбера и его последователей, Койе довел их аргументацию до логического завершения: он призвал дворянство заняться розничной, а также оптовой и международной торговлей. Не должно остаться никаких сфер торговли, недоступных дворянину, и ни в коей мере не должен дворянин терять уважение из-за своих занятий. В результате возникнет коммерческая активность, которая окажется полезной сельскому хозяйству, увеличит население и количество денег в обращении, будет стимулировать судоходство и экспорт. Иными словами, не было у Франции такой болезни, которую бы не вылечило «торгующее дворянство»^{284}.[101] Неудивительно, что книга, описывающая такие заманчивые выгоды, за год имела четыре издания, не говоря о переводах на испанский, итальянский и немецкий языки.

Самую значительную контратаку на Койе предпринял ФиллипОгюст де Сен-Фуа шевалье д’Арк (1721–1779), незаконнорожденный сын незаконнорожденного сына Людовика XIV. В основе его книги «Дворянство военное, противоположенное дворянству торгующему, или Французский патриот» (La noblesse militaire, opposée à La noblesse commerçante; ou, Le patriote françois, 1756), которая за год была переиздана три раза, лежал идеал монархии, очень сильно отличающийся от того, как этот идеал представлял себе аббат. Монархию шевалье населяли три определенных, каждое со своими подразделениями, чина (ranks): духовенство, дворяне и третье сословие. Организованное иерархически, такое общество требует неравенства, которое следует поддерживать на практике и отстаивать в теории: «Есть принцип, согласно которому эти чины однажды установлены посредством различения классов, все члены каждого класса обладают только теми функциями, которые касаются их, и не покушаются на функции, которые принадлежат тем, кто выше или ниже их, что в равной степени касается и государства»^{285}. Дворяне призваны защищать правителя и его владения, охранять население и вершить правосудие даже за счет, при необходимости, «своего имущества, своего комфорта, своего покоя и даже своей жизни»^{286}

.

Занятие третьего сословия определялось так же четко, как и второго. Его представители должны «извлекать для пользы государства ценность из земли, промышленности и денег»^{287}. В то время как стимулом для второго сословия были честь и слава, третьим сословием двигала корысть. Вот в этом и заключалась опасность. Немного экономической активности иметь желательно, но в монархии слишком большое денежное обращение породит коррупцию и нестабильность. Таким образом, дворянин должен избегать коммерции, так как, если ему позволить пересечь наследственные границы, «это мало-помалу поставит чувство выгоды на место чести, и последняя быстро исчезнет»^{288}. Судьба государства прямо зависит от судьбы дворянства. Почти теми же словами, что и Лассе, Сен-Фуа заявлял, что нарушение сословных границ будет катастрофой для государства: «В этом государстве не будет больше главного двигателя, поскольку его [дворянства] сила зависит от сохранения такого предрассудка, как честь»

^{289}. Франция незаметно превратится из Рима в Карфаген. Доказательством данного утверждения могла служить Англия, где кратковременное процветание наверняка должно было смениться длительным политическим упадком, несмотря на благоприятное географическое положение страны.

Позиции теперь были обозначены. Койе ответил Сен-Фуа двумя сочинениями: «Дворянство военное и торгующее» (La noblesse militaire et commerçante, 1756)^{290} и «Распространение и защита системы дворянства торгующего» (Développement et défense du système de la noblesse commerçante, 1757). И на этот раз доводы Койе были опровергнуты. Однако к тому моменту уже довольно обширная литература лишь повторяла сказанное ранее, мало способствуя решению проблемы. Зато сама дискуссия, которой не удалось поднять более глубоко лежавшие проблемы, продвигалась на восток, и как это часто случалось, посредником в трансляции западноевропейского образа мыслей в Восточную Европу стала Германия. На пике дебатов (в 1756 году) тезис Койе и ответ Сен-Фуа были сведены вместе, переведены, аннотированы и прокомментированы ведущим немецким ученым-камералистом середины XVIII века Иоганном Генрихом Готтлобом фон Юсти

(1717–1771). Как и можно было ожидать от того, кто беспокоился обо всем прежде всего с точки зрения raison d’état[102], — в особенности в том, что касалось расширения экономической базы, от которой государство могло бы получать доходы, — Юсти безоговорочно поддержал Койе. Он приписал наблюдаемое им уменьшение состояний немецких дворян их нежеланию заняться торговлей и, в частности, участвовать в делах Ганзейского союза. Узость взглядов и традиционные предубеждения немецкого дворянства заставили дворян не способствовать, а противиться предприятиям Ганзы^{291}.