Эха – на!

На исходе июня городок буквально в одну ночь накрыла дикая для этих мест жара, плюс тридцать пять в тени, да к тому же при повышенной, казалось – стопроцентной, влажности; словом, вышла чистая парилка, а временами – просто душегубка. Часам к трем пополудни все здания, асфальт мостовых, автомобили и прочие городские объекты, вкусив сверх меры от солнечной агрессии, сами начинали излучать избыточный, настырный жар, и выходить в это время на улицу было не только глупо, но для многих и опасно. Того и гляди, двинешь кони от зноя, сердчишко кайкнется и до свидания. Однако именно в ту пору, в самый разгар одного из невыносимых этих дней, мне срочно понадобилось попасть по одному вздорному, житейскому дельцу из старого в новый город, как в местном обиходе именовались соответственно частный сектор с деревянными постройками и огородами и микрорайоны многоэтажек. Границей упомянутых массивов служил извилисто текущий по топкой, заросшей осокой и камышом низине, ручей, именуемый официально Приречным. В народе же предпочитали прежнее, старинное, весьма красочное и правдивое название Вихлястый, не вполне, впрочем, удобное для официального наименования основного через ручей моста, на коем требовалось при пуске в эксплуатацию водрузить соответствующую табличку. Именно на этом по размерам скорее мостике и оказался я, взмокший до самых до костей, с пересохшими намертво глоткой и ртом, где распухал и каменел от жажды издыхавший и практически онемевший язык. На переправе я замедлил шаги и почти остановился, чтобы перевести дыхание и в очередной, заведомо бесплодной, попытке воззвать к пробуждению в организме слюноотделения. Человеком в тот момент я себя практически не ощущал, более прочего походя на свечи огарочек, оплывший в канделябре сего городка в бесформенную и почти лишенную воли массу. Вода с собой? Да была вода, но ведь в такую жару напополам с удушающей влажностью она нисколько не усваивается и, будучи употреблена внутрь, тут же покидает организм щедрым, откровенным потом, который ничем не уймешь. Рот споласкивать, не пить? Споласкивал было поначалу, но в один прекрасный момент отвлекся и сам не заметил, как уже хлещу родимую минералку вовсю. Впрочем, на мосту меня ожидало чудо. Точнее – чудесное… да нет же, нет, дикость несусветная, так не бывает. Потому, что «на берегу пустынных волн стоял он дум великих полн» в коричневом однобортном пиджаке поверх старенькой, еще советского производства, полушерстяной олимпийки, в полушерстяных же спортивных штанах из того же комплекта, опершись локтями на перила мостика и задумчиво созерцая вяло сочащийся внизу, основательно пересохший уже, мутноватый поток ручья. На асфальте, у ног этого чуда, а точнее – чудилы на известную букву, раскинулись свободными складками брюки с расстегнутыми, понятно, ремнем и молнией на ширинке. То есть он в них шел, а потом расстегнул ремень, дернул, коротко и решительно, а может напротив – неспешно и задумчиво, бегунок змейки вниз, и сползли санкюлоты к стопам его. Жарко наверное стало. Ага, мерещится уже чушь всякая! Я аж головой затряс, несколько раз основательно моргнув, почти зажмурился можно сказать в ускоренном режиме… Мираж не пропал. Мужик был по всему видать из шибко пьющих, но в данный момент едва ли в нем хоть полста капель присутствовало. Борода клинышком, очки в старинной, роговой такой оправе, сосудистые звездочки на щеках, власы сальные и почти до плеч, не сегодня, явно, чесанные. Колоритный субъект курил. Основательно так, в глубокую затяжку. Я несколько раз окликнул его. Зачем? А шут меня разберет. Оторопь взяла наверное на жаре – то. К тому же он не отозвался сразу. Должно быть реле запаздывания у него работало отлично. Лишь секунд через десять он соизволил медленно обратить ко мне свой лик, однако практически тут же плавно вернул голову в исходное положение. Он попросту не желал меня замечать. Я еще раз внимательно оглядел всю экспозицию. Справа от ног таинственной личности к перилам моста был прислонен объемистый полиэтиленовый пакет, непонятно чем набитый. Да, что пакет! Чувак торчит на убойном солнцепеке, в немыслимых в такую погоду шмотках, спустив с чресел брюки царственными складками, не взмокший от зноя, курит и меня в упор не видит. Вмазанный или колесами закинулся? Не потеют вообще, как известно, лишь мертвые… Ну, не знаю. Очень я в тогда пожалел, что нет со мной никакой фототехники, хоть «ломошки» – мыльницы. Этот кадр был достоин увековечивания. В конце концов я плюнул и уплелся далее по назначенному маршруту, ибо время поджимало. Интересно, а куда этот, величавый и занюханный, потом подевался? Пэпээсники, если он им попался, наверняка мимо не проехали. Народ они простой, порядочный, душевный и отзывчивый, всех приветить норовят, дабы никто не уронил свое занюханное величие человеческое, дабы никто никому оное не попрал. Я шел по словно бы обугленному от жары, городу, истекал соленой, едкой водичкой, вновь и вновь промокая, извините, до трусов и глубже, и понимал, что сам, в своей адекватной, солидной, деловой, семейной и прочей жизни порой веду себя еще похлеще встреченного клоуна. Особенно, ежели за это деньги платят. Кстати в таком случае это оправданно и вполне понимаемо большинством. Почему нет? И, кстати, разве только я? А кто не…? Мы способны, ох, на многое, особливо за соответствующее вознаграждение.