Эха – на!

Стоп. «С него хватит» это ведь на самом деле – «с меня хватит». С чего же это я о себе любимом в третьем лице шелестеть решил? Наверное просто вырвалось по не осторожности, оговорочка, так сказать, невольная, можно и продолжить в том же духе, а коррективы чуть позже внести, изловчившись – приготовившись. Не том и порешим. А пока представим, будто я о себе говорю «за кадром». Полное право, кстати, имею. Как в той популярной многосерийной, где мгновения «свистят они, как пули у виска». Там в рамке действует наш всенародно любимый шпиён, а мысли его, намерения, ощущения то и дело за кадром расшифровывает голос еще одного всенародного артиста. Вот и воспользуемся аналогичным ходом: «он» это – «я», но я «от автора» о «нем» т.е. «о себе» в третьем лице из – за кадра… нет, из – за страницы, словом одна морковка. Лады? Эх, вы, лица – ипостаси!

Так. Теперь вполне логично у посторонних присутствующих возникает недоумение, а кто вообще – то «я»? И следовательно «он» тоже? О ком вообще речь. Кто говорит? Предвидел, предвидел, справедливые вопросы, да и аз не аноним коварный, но вполне конкретный индивидуум, и враз бы представился, мне скрывать нечего, однако вот вам баечка небольшая: некоторое время тому назад случилось покорному слуге вашему подвизаться на ниве провинциальной журналистики, в качестве корреспондента городских газет. Служба, как служба, не хуже, не лучше других, давай материал о чем указано и в срок, ничего более. Заметки и статейки свои подписывал я двумя псевдонимами. Почему двумя? А по числу рубрик, которые вел. Обзывался я то Паша Волгин, то Гоша Окулов. Оба два этих персонажа блистали на страницах газетных «оптимистическим цинизмом», от души веселясь в процессе создания писанины и находя сие единственным своим удовольствием. Потом время прошло, я эти имена практически забыл, но с недавних пор стал замечать, что в документах моих, в паспорте прежде всего, происходят странные метаморфозы. Раскроешь ненароком аусвайс, глядь а в строке соответствующей, вместо моих законных ФИО Гога красуется. Или Волгин коварный возникает. А фото в те моменты мутнеет и шиш разберешь, кто там на самом деле изображен. Захлопнешь корочки, вновь развернешь – порядок вроде бы, я несколько раз повторишь процедуру, нет в помине парочки треклятой. А потом вновь наведываются. И опять тишина и покой. Я – то до этих метаморфоз ни разу не лицезрел портретов своих псевдонимов. Но однажды увидев, сразу догадался и, что это именно они, и кто из них есть ху. И главное, момент их появления в документе, не вызывает удивления у тех, кто, кроме меня по случаю туда пялится, ну, гаец, кассир, кто там еще? Лупят себе зенки бараньи в самую наглую ахинею, и как ни в чем не бывало возвращают в итоге ксиву, мол, порядок, всего доброго. Словом, милые, умные, добрые люди. Пользуясь случаем, уведомляю всех вокруг, что в повествовании своем постараюсь никогда не забывать о перечисленных выше качествах и употреблять иные лишь вкупе с оными, либо с их синонимами. А к выходкам Пашки с Гошей я привык и плюнул было на них вовсе. Кто знает, возможно лишь мне их выкрутасы мерещатся? И тут же мне казаться стало, что некоторые проницательные посторонние все – таки поглядывают в мою сторону с некоторой ухмылочкой потаенной, с немым вопросиком ехидным или с советом паскудным, вроде: что ж ты Паша с секретаршей аналитикой страдал или Гоша, дурень, бабам ушлым добровольно не строчи. Однако же все перечисленное не причиняет мне беспокойства, даже забавляет порой. Ведь, как не зови, а я во всех трех случаях это я и есть. Вывеска меняется, суть ни – ни. Путаница, правда, возможна, однако же без булгаковщины, господа – товарищи, без булгаковщины. (И да пребудет классика неприкосновенной и почитаемой!). Это просто взбрык, флуктуация ментального пространства. Чего только в мире не происходит! Но все же не хочется лишний раз упомянутое пространство зазря баламутить, и, ежели там гуси имеются, зачем же птичек смелых попусту дразнить? Еще отмочат чего похлеще. Имею же я право на примитивный эзотеризм, не выходящий за рамки бытовой демонологии и не отнюдь не тревожащий основных положений ортодоксального православия. И потому, с учетом вышеизложенного, себя, дорогого, я буду величать старинными, вузовскими еще прозвищами: Длинный и Слесарь. О происхождении сих наименований позже. А сейчас, с терминологией разобравшись слегка, вернемся в русло литературного процесса, где и пребудем в дальнейшем, где нам, убежден, самое место. И пусть не смущает мнительных некоторая моя велеречивость. Суть высокого штиля, коим произведение означенное создано, состоит в предварительном и основательном засорении и даже, пардон, загаживании читательских мозгов с последующим высеванием на удобренную почву рациональных зерен полезной информации соответствующего эмоционального накала в надежде на адекватные всходы, где «не найдется плевел среди новых злаков».