Эха – на!

Вход в столовую находился на первом этаже, чуть ближе к входным дверям, нежели турникет и будка вахты. Очевидно предусматривалось, что сюда будут приходить на обед не только студенты, но и все желающие. Но пока ходить было некуда, да и практически некому. Окрестные постройки переживали, по большей части, стадию возведения, в пределах одной трамвайной остановки от общежития простирались лишь живописные техногенные пустыри. Тем не менее за полчаса до боя курантов последнего числа месяца декабря, узкость перед вахтой и холл, если можно так выразиться, у лифтов были забиты до отказа теми, кому не светил пригласительный билет. Косомольцы – умники решили подстраховаться и поставили на входе в столовку сержанта милиции, имевшего по случаю дежурства в Новый год довольно понурый и даже потрепанный вид. Рядом с ним маячил основной заводила праздника для избранных, главный «красный дьяволенок» нашей альма – матер Гера Крохин, на редкость принципиальный, добрый и честный парень. Он делал карьеру по линии общественной работы и даже обычная речь его отдавала затхлой канцелярщиной и болотом президиумов. Время от времени он призывал собравшихся разойтись и не портить праздник нормальным людям. Оппоненты, давно уже нетрезвые, сначала только глухо роптали в ответ, но в последние минуты уходящего года перешли к более активным действиям. На острие атаки оказались наиболее свободные атомы во главе со Стасом Станкевичем, откликавшимся чаще на прозвище Ша. Сей достойнейший кадр, кроме всего прочего, входил в славную когорту альпинистов – араратчиков, возглавляемых нашим выдающимся Микитой. Вахтерши, пренимущественно пожилые и внешне весьма благонамеренные дамы, Стаса ненавидели, и тайно и явно, ибо имел он обыкновение в неурочный час, как правило, после полуночи, предпринимать очередную попытку покинуть общагу, держа в руке помятый, весь в лишаях гари и копоти, аллюминиевый чайник, и уверяя, что ему «нужна срочно на вакзал, пасылку передат, а то поезд скорай и долго не стаит». На самом же деле, добившись в итоге своего, Ша возвращался через часок с тарой, полной портвейна и громко сетовал, что «вот ведь, не успел, ушел поезд – сабака…». Был он родом из Полесья и всеми повадками напоминал опытного, на своем месте находящегося. Партизана времен «рельсовой войны». Однако же и от участия в открытых акциях протеста не отказывался. Положение стражей культурного отдыха осложнили последние обладатели пригласительных, кое – как протиснувшиеся сквозь враждебно настроенную толпу и попытавшиеся юркнуть в чуть приоткрытую Крохиным дверь столовой. Дверь на его несчастье открывалась внутрь, и когда он попытался вновь её закрыть, толпа вдруг, не сговариваясь, качнулась вперед. Ша неуловимым кошачьим движением смазал сержанту по уху и навалился на комсомольца, рухнув вместе с ним в дверной проем. Фуражка слетела с головы сержанта. Он попытался её поднять, но смятый толпой упал на четвереньки и сумел лишь отползти к входу, не меняя положения в пространстве. И минуты не прошло, как все желающие оказались на втором этаже, где остальные устроители комсомольского праздника, не понимающие, что произошло внизу, врубили бой часов на Спасской башне. Неприглашенные быстро смешались с приглашенными и праздник начался. Крохин пометался несколько минут по залу, пытался призывать к порядку, надсадно крича агитки в микрофон, угрожал нарядом милиции, но его не слушали. Мало того, в ответ доносились внятные сольные пожелания пойти на кукуй т.е. на хутор, где и наловить бабочек, что ли.… Каюсь, мой глас трубный тоже имел место. Гера даже пытался обратиться ко мне персонально, но я лишь рукой в ответ махнул, дескать, некогда, потом. К чести дежурного сержанта, он вообще не стал ни в чем разбираться и обидчика своего не искал. Видимо просто плюнул на все и ушел из общаги. Праздновать. То ли в отделение, то ли домой. Кто его знает. Нормальный мужик везде к месту. А вся эскапада осталась без последствий. Какие последствия? Кто разберется в произошедшем? Ничего не видели, не слышали, ну, давка на входе, так ведь там узкость, теснота. Обошлось, в общем.