Эхо чужих грехов

– Спаси нашего внука, будь сильной! – голос матери уже не просил, а требовал. – Мы всегда гордились тобой, не подведи нас сейчас.

Катя открыла глаза и, закричав от немыслимой боли, выгнулась дугой.

– Ну, наконец-то, – обрадовалась Луиза, – тужьтесь, миледи, помогите малышу.

– Давайте, моя девочка, помогайте младенцу. Старайтесь! – попросила Марта. Она прижала Катю к себе и пригнула ей голову так, что подбородок упёрся в грудь – Ну же!

Волна судорог прошла по Катиному телу, и вдруг… В наступившей тишине раздался крик ребёнка, и повеселевший доктор высоко поднял младенца.

– Мальчик, – объявил врач, показывая новорождённого Луизе и Марте, – смотрите, какой он большой и красивый.

– Его зовут Павел, запомните, – прошептала Катя и вновь потеряла сознание.

В мир пришла новая жизнь…

Глава двадцать шестая

Непростое дело

Война перевернула жизнь Щеглова. Теперь он занимался самым важным для страны делом – кормил войска. Казна закупала хлеб для армии, а где его ещё можно было взять, кроме как в незатронутых боями южных губерниях России? Помещики продавали урожай, оставив себе лишь неприкосновенный запас, всё остальное выгребалось подчистую, и, хотя цену на зерно определили до смешного низкой, за время своих непрерывных путешествий по губернии поручик не слышал ни одной жалобы.

К счастью, хлебная эпопея заканчивалась – Щеглов добрался уже до самого южного уезда. Сегодня обоз собирали в Троицком – имении барона Тальзита. Этот с виду мягкий и деликатный немолодой человек с проницательными карими глазами оказался уездным предводителем дворянства. Он очень помог Щеглову, да и, судя по количеству подвод в обозе, своё зерно отдал чуть ли не полностью.

– Вы на сев-то оставили, Александр Николаевич? – на всякий случай спросил Щеглов.

– Мужикам всё, чтобы перезимовать, роздано, ну и без семян не останусь, – не стал вдаваться в подробности Тальзит и поспешил сменить тему: – Раз я последний в нашем уезде…

– А как же Ратманово? – удивился Щеглов. – Я от вас собирался туда ехать.

Барон лишь вздохнул:

– Не с кем там теперь разговаривать…

– А что, разве управляющий князя Алексея куда-нибудь уехал?

– Нет там теперь ни управляющего, ни хозяев. Как пришло известие о смерти Алексея, так всё и рухнуло, – объяснил Тальзит. – Крестницы мои исчезли вместе со старой графиней, ну а новый хозяин – князь Василий – здесь не задержался: в Петербург укатил. Уже месяц как я не могу ни от кого ничего добиться. Знаю лишь, что следом за Василием управляющий вещички собрал и убыл в неизвестном направлении. Да я его не виню, с таким хозяином разве можно ужиться?!

Известие ошеломило Щеглова. Вспомнилось красивое лицо Алексея Черкасского. Когда же они виделись в последний раз? А ведь чуть ли не год прошёл! Это было в земельной управе, тогда Алексей с недоумением рассматривал белый конверт, который он достал из портфеля. И вот теперь князя нет в живых. Понятно, конечно, что идёт война, но, когда она забирает твоих знакомых, становится жутко. Даже не верилось! А юная жена Черкасского, она-то знает? А его сёстры? Что будет теперь с ними? Стало страшно. Ведь Щеглов ничего не забыл. Весной, когда Василий Черкасский целую неделю просидел в ресторане гостиницы, поручик успел хорошо к нему присмотреться. Этот человек оказался злобным, как собака. Хватало сущей ерунды вроде померещившегося его пьяному воображению косого взгляда или непочтительного слова полового, чтобы князь Василий потерял самообладание. Старший Черкасский не объяснялся и даже не скандалил, он сразу бил. Вид крови, текущей из разбитого носа полового, мгновенно улучшал князю настроение. И что же – теперь бедные сёстры и юная вдова Алексея попадут во власть этого безумца?

– А где живёт супруга погибшего? – спросил поручик у Тальзита.

– Если бы я знал! Впрочем, она в Ратманове и не жила, а вот куда уехали княжны – для меня загадка. Две из них – Долли и младшенькая, Ольга, – мои крестницы. Не могу представить, что могло случиться, чтобы они, уезжая, не попрощались со мной. Тёмное это дело.

– А что слуги говорят? Дворовые ведь наверняка никуда не делись?

– Молчат все, как воды в рот набрали. Я подозреваю, что и батюшка из ратмановской церкви, и старый дворецкий Иван Фёдорович не так невинны, как кажутся, но они утверждают, что ничего не знают.

– Действительно, странно… – протянул Щеглов, и прошлая обида на генерал-губернатора и поверенного Штерна вновь поднялась из глубин памяти.

Как же! Светлейший князь может быть виновен лишь в том, что запутался в долгах и попал в железные руки авантюристки-процентщицы, а то, что этот самый князь получает удовольствие при виде крови, в расчёт не принималось. Щеглов тогда пытался достучаться до разума начальника, но всё оказалось напрасно. Ромодановскому не хотелось лишних забот. Дело сделали – преступника поймали, а тот дал показания на своих подельников. Вот и славно! Ну, а потом и впрямь стало не до расследования – началась война. Если бы не разговор с Тальзитом, то уставший Щеглов и не вспомнил бы о своём первом задании на губернской службе.