Эхо преступления, или Интервью с Царевной

— Не знала, что все так плачевно. В следующий раз придем к Вере не с пустыми руками. Возьмем конфет и печенья.

— А я брезгую. — Оксана неумышленно подтвердила свои слова, передернувшись. — У меня даже волосы на руках больше ухода получают, чем у неё на голове. Заметила грязный бюстик?

— Нет — соврала Рита и честно призналась — мне ее жалко. Надо будет в следующий раз прийти с печеньем и конфетами.

— Да, все, Рита, — нервно пробубнила подруга. — Все уже поняли, что ты благородная, жалостливая женщина.

— Кто, все? — не поняла Рита.

Оксана дернула ветку куста, сорвала с нее горсть листов и растерла их, испачкав пальцы зеленью. Она нервничала. Рита не могла понять, чем разозлила подругу. Она не смотрела в глаза. Раздраженно наблюдала за мальчишками. Но футбол ее не привлекал.

— Но я и так знала, что ты у нас благородная, не надо мне сейчас… — она не находила слов. — Думаешь, я дружбу отмела только из — за её бедности? Нет, дружба — это ценность. Но мне за Верку стыдно. Как можно было так опуститься?

— Какая муха тебя укусила?

Оксана нервно возразила:

— Меня укусила смерть подруги.

Рита попыталась не поддаваться нервной эпидемии и спросила:

— Чем Аня занималась?

Оксана на секунду задумалась и ответила:

— Да всем понемножку. Кассиром работала, потом маникюр научилась делать. Недавно курсы прошла по наращиванию ресниц. Салон свой собиралась открывать, может, даже и открыла.

— А это здесь выгодно? Ой, я вспомнила. Она же уехала отсюда.

— Слушай — осенило Оксану. Она остановилась и схватила Риту за руку. — Может ее какая-то недовольная клиентка по голове треснула? А? Может она ей пинцетом в глаз кольнула или ресницы вырвала.

Рита не разделила с подругой радость предположения.

— Недовольная клиентка подкараулила бы Аню возле салона. А на личном фронте у нее как дела обстояли?

Оксана отпустила Риту и пошла дальше. Рита еле поспевала за ней.

— Да. Замуж вышла. Он правда алкашом оказался. Но она с ним жила. Из-за квартиры.

— А мужу, интересно, сообщили?

— Вот сейчас у Бори и спросим.

— А где у нас в селе участковый обитает?

— Участковый у нас в селе обитает в сельском совете. Чулан ему какой-то выделили. Наш-то голова щедростью не отличается. У него всегда жадность на имущество была. С него требовать надо, сам не догадается.

— Да? А Марина Григорьевна сказала, что он в аренду отдал ферму.

— Ну так в аренду же, а не безвозмездно. Боря же платить за кабинет не будет. Ему не положено. Госорганизация и госорганизация. Как бы в коррупции не обвинили. А ты, Ритуль, борец за справедливость же. Вот и напиши статью о коморке участкового Бориса.

— А я уже не пишу статьи — поделилась горем Рита и тут же пожалела о своем опрометчивом решении, потому что посыпались вопросы.

— Да? Не знала. А что пишешь?

— Ничего.

Рита не хотела развивать эту тему, следствием которой могли быть тонна сочувствия или грамм злорадства, хотя может и наоборот грамм сочувствия и тонна злорадства. Спасла ее от допроса подруги Марина Григорьевна (лучше бы не спасала, особенно подобными новостями).

Она неслась по улице, как грузовик Камаз на трассе Париж-Дакар. Но ей пришлось притормозить.

— Представляете, девчонки, я прихожу к Сереженьке, а его арестовывают.

Именно этого Рита опасалась. Майор Фёдоров получил результаты дактилоскопии. Всплыли отпечатки пальчиков на вазе. Ромку они найти не могут, взялись за Сергея.

* * *

— Поймите, это ваза Сергея Гордеева. На ней, естественно, будут его отпечатки.

Рита пыталась вложить в голову полицейского объяснения, но подозревала, что она занята своими убеждениями.

— Почему сразу не сказали?! — гаркнул майор.

— Вот, сказала.

— А утром почему не сказали? — делая ударение на временном интервале, спросил Фёдоров.

— Вы не спрашивали, чья это ваза.

— А вы утаили, что украли её у Гордеева.

Сказать, что Майор Фёдоров был зол — не сказать ничто. Он был в ярости. Второй подозреваемый улетал от него, не присев на пару деньков в следственном изоляторе. Но, как известно, было бы желание, а повод всегда найдётся. Поэтому он грозно предложил:

— Я вас сейчас обоих задержу. Его за убийство, а вас, Маргарита, за покрывательство. Утаили такие показания.

Рита понимала, что майор прав, но соглашаться не могла. Признать, означало смириться и поставить под угрозу свободу на ближайшее время.

Как она могла вляпаться в подобную ситуацию? Угораздило же промолчать об улике, которая рано или поздно все равно бы выплыла на свет, тем более это не улика, а орудие убийства.

Как теперь из неё выпутаться? Врать? С удовольствием, но — нет.

— Вы не тех подозреваете — сдалась она. — Самое страшное, что мы сделали — это позаимствовали вазу у Сергея Гордеева.

— Позаимствовали — верх цинизма. А вы не думали, что я вас за это привлеку?