Экипаж специального назначения

Начальника милиции города сняли и заменили другим. Начали перебрасывать «живую силу» в город – отморозков, ультрас, подонков всех мастей и видов. Казаки не успевают, Севастополь – тоже. Стволы неизвестно где.

И сам я. Сижу, курю, б…

А где-то там, на улицах, творится история. Нет ничего страшнее, когда история творится на улицах…

Резко зазвонил телефон. Дежурный пошел отвечать.

Вместе со мной – четверо, нас напихали в заднюю часть ментовского «бобика», как селедку. Хватали всех кого ни попадя: двое с явными следами побоев, один – пьяный, еще один – не понимаю за что. Меня тоже схватили просто так – я все помню, я был не пьяный. Проблема в том, что если и стрелять наугад, так тоже можно попасть в цель.

Паспорт у меня есть. Как и номер в гостинице, и использованный билет на поезд. Но эта легенда… русо туристо может сейчас и не прокатить.

Мент неторопливо жует жвачку, смотрит на нас оловянными глазами…

Возвращается дежурный:

– Ну, шо?

– Байда какая-то. Усилить бдительность…

Двести долларов. По сто – каждому. Проблема в том, что для них отобрать эти двести долларов и замесить меня дубинками проще, чем отпустить. Надо что-то придумать. Что-то из области психологии. Противопоставить одного другому.

– Товарищ милиционер… – ни в коем случае не «начальник», надо под лоха работать, – мне бы в туалет.

– Чо? Чо ты там крякнул?

– Э… э… – вмешивается дежурный, – выведи его, а то опять тут пол драить.

– Встал, – тычок дубинкой, – пошел…

Говорят, что туалет – лицо организации, насколько там все организованно и чисто, настолько можно судить о состоянии дел самой организации. Спорно, конечно, но этот туалет отражает состояние дел на Украине на все сто.

Непролазная грязь и блевотина, замазанное краской стекло, старые-престарые решетки, много раз крашенные, краска прямо свисает с них застывшими каплями. На стене – нецензурное слово, написанное понятно чем.

Мент стоит. Смотрит. Нет, все-таки понять не могу, кто на эту работу идет. Кто-то должен, наверное. Но кто – не могу понять.

Застегиваю брюки. Пока этот урод немного отвлекся, достаю стодолларовую. Проходя мимо, показываю, свернутую в руке.

– Выведешь – отблагодарю.

Мент берет бумажку.

– Пошел!

Идем коридором…

– Не туда! Пошел!

И птица обломинго махнет серебряным мне крылом. И даже сто долларов не вернет.

Впереди – зеленый диван, крашенный краской. Мой, почти уже родной. Ну, вот и выскочил…

С…а.

На часах – почти что двенадцать. Какой-то шум в предбаннике, стук двери…

– Это что?

Это, похоже, офицер. Уже по одному виду понятно – п…ц полный.