Экипаж специального назначения

– Для установления личности…

– Гони, б… всех!

Мент, посторонившись, пропускает начальника. Все те же оловянные глаза, тупое безразличие. Копать – отсюда и до обеда. Нет, так не реформируешь.

– Встать!

Встаем. Идем тем же путем, которым пришли. С лязгом открывается дверь, скудно светит лампочка, и ее хватает только на крыльцо – на ступеньки уже нет. Тьма тяжело дышит, готовая принять нас.

– Пошли отсюда…

Вот так вот, просто. Есть ли будущее у Украины? Его нет. Почему – вы только что поняли…

На улице, несмотря на то что народа немного, все равно неспокойно. Это сразу чувствуется – напряжение как будто разлито в воздухе. Где-то слышится вой сирен… несколько, не одна…

Мы расходимся – несколько человек, объединенных только несколькими часами пребывания в узилище, задержанные ни за что и так же ни за что освобожденные. Нас ничего не держит рядом друг с другом, мы – щепки в море человеческой жизни. А море сегодня бурное…

Я иду по улице, стараясь держаться темноты… Можно идти и дворами, но там нет свободы маневра: если во дворе гопота, то убежать ты не сможешь. Что-то совершенно точно произошло, и я пока не знаю что, но скоро узнаю. Для начала надо наведаться на точку в районе пятнадцатой станции и узнать, что к чему, но сразу туда не переться, надо понаблюдать. Лишний риск ни к чему…

На точке – СБУ, я это вижу по машинам. Равнодушно перехожу улицу и скрываюсь во дворах. Даже если сейчас за мной побегут – не догонят. Суслик, с. а, не только хитрый, но и быстрый…

– Пст!

Ага. Похоже, не один я такой хитрый.

Проем между домами. Едва слышный щелчок взводимого курка «ТТ».

– Кто?

– Жокей.

– Давай сюда, не светись…

Я шагаю в темноту.

– Что там?

– П…ц полный. Накрыли нас.

– Всех?

– Нет. Курьеров спалили.

С…а, так и знал.

– Теперь что?

– А х… знает…

Знает-то знает. Только не скажет.

Про то, что произошло в Доме профсоюзов, мы узнали на следующий день, уже покинув город…

Что сказать? А что тут скажешь? Я предоставляю право говорить тем, кто сидит в Интернете. Знаете, как сказал в свое время генерал Лебедь? Все мы тут люди взрослые и отвечать будем тоже по-взрослому. Вот и те, кто это сделал, ответят по-взрослому. Каждый в свое время – но ответит.

Жаль только, что нет больше Одессы. Умерла она для меня. Раньше Одесса для меня была бабушкой, скрипучей лестницей в старом доме, высокими пололками и радиолой, верными друзьями, пляжем на Ланжероне, первыми девчонками, которые в Одессе особенные, как и все в этом городе. Дядей Ешей, отставным цирковым фокусником, который бесплатно учил нас, пацанов, основам ремесла. Все это оставалось в памяти до сегодняшнего дня. А теперь этого нет. Есть темная улица, засранный туалет, мент с оловянными глазами, которому что отпустить, что расстрелять – все едино. Живая, едва заметно шевелящаяся тьма проулка, щелчок курка «ТТ», свет фар машин – и несколько десятков заживо сожженных людей. Счет, за который мы еще многократно возьмем плату.

Жаль. Жаль…

– Вы говорите по-русски?

Я дернулся… отвлекся. Девушка с единственной рентовальной конторки в аэропорту смотрела на меня.

– Нет. Только английский.

– Из машин только «Шкода». Устроит?

– Да.

– Коробка ручная.

– Нормально.

Пальчики с маникюром стучат по клавишам.

– На какое время планируете арендовать?

– Семь дней…