Экивоки

У Светки Ш. родители готовились к юбилею. С размахом – бражка мирно покоилась в огромном бидоне. «Вкуснющая, на лимонных карамельках», – сказала Светка, открывая крышку и принюхиваясь. Я сидела на кухне, закинув ногу на ногу и любуясь новенькими капроновыми колготками, купленными чуть ли не за год и береженными специально для выпускного. Для тех, кто не рожден в СССР, поясняю – целые колготки в те времена стоили примерно 2\3 барана (по нашим меркам). Следующий миг в памяти – я лежу на диване и снова гляжу на свои ноги, вернее, на дырки, обезобразившие мои колготки. Мою речь подруги записали на бумажку и потом читали вслух: «Проклятый Горбачев! Почему он не может обеспечить всех желающих женщин Советского Союза колготками? Почему проклятые империалистки имеют по две или даже три пары целых колготок, а мы, жительницы самой прогрессивной, лучшей страны мира, ходим в лохмотьях, как суки распоследние». Не думайте, что это лимонные карамельки во мне взыграли, я такая была в натуре.

Утро подкралось незаметно. Тьма старой жизни таяла на горизонте, когда мы со Светкой и Наташкой Ф. (куда делись остальные – так осталось и не выясненным) вспомнили, что собирались встречать рассвет. Сбор был назначен около резного деревянного рынка часов в шесть. Когда мы пришли туда, уже никого не оказалось. Уехали. Только на мясном прилавке лежали две понурые фигуры. При ближайшем рассмотрении оказались одноклассниками – Валькой и Славкой. Они мирно спали, подтянув ноги в отцовых выходных штанах к подбородку. Будучи разбуженными, покорно поплелись за нами на сопку. Почему туда, очередная тайна, ведь все остальные уехали на реку Онон встречать рассвет, как и положено добропорядочным выпускникам. Мы перлись на покрытую еще прошлогодней колючей степной травой сопку, периодически падая и обдирая ноги, руки и щеки. Потом сидели и смотрели вдаль.

Он был прекрасен, мой первый взрослый рассвет. Впереди стояла студенческая юность. И я встречала ее во всеоружии: ободранная, впервые пьяная, счастливая и свободная.

***

«Ты моя юница, моя отроковица», – говорю я девочке. А она в ответ: «Нет, я гаврица». Вот так мы с ней расширяем словесный запас.

***

Пошла я вчера за водой на колонку. Редакция у нас – в исторической части Иркутска. Сами сидим в старинном доме с видами на старинный туалет и старинные сараи. Буквально всё дышит и пахнет историей. А через дорогу – колонка. Там вода очень вкусная. А пить жутко захотелось холодненького, не за пивом же бежать! Взяла я кружку, накинула на голову алый платок с розами, надела шубейку а-ля рюс, подхватила подол длинного платья и пошла. Налила воды с льдинками, пью, метелью любуюсь, очами повожу. Вдруг вижу – стоят поодаль две поднебесные женщины, закутанные, как французы 1812 года, и фотографируют меня. Или видео снимают. Так что теперь я готовлюсь стать популярной у пары-тройки миллиардов китайцев.

***

Дернул меня черт на рынке пройти мимо рядов сала. Зрелище умопомрачительное, запах с ног сбивает, продавщицы орут: «Девушка, хозяюшка, сударыня, эй». Мочи моей нет. Подхожу и говорю строго, глотая слюну: «Вы знаете, что вы торгуете наркотиками?» Женщина сразу всполошилась, забормотала, мол, какие наркотики, хрюшу растила с пеленок, молочком кормила, хлебом потчевала, никакого допинга не давала, он же не на Олимпиаду собирался. Эта передышка дала мне собрать волю в кулак и покинуть ряд соблазнов. Сало – мой личный сорт героина.

***

Приходили два мужа на час. Справились за полчаса. Содрали с меня тысячу рублей. Напоследок сообщили, что у них есть еще квалифицированные сантехники и стриптизёры. Знают черти потные, что нужно взыскательной женской душе.

***

Решила так – как только порвутся последние колготки, так сразу наступит лето, невзирая на снег и метель.

***

Про свободу 25 рублей мне рассказала дочь. Оказывается, если имеется такая сумма, то человек может уехать на другой конец города и еще купить жевательную резинку. Это и есть свобода. «Но можно же уехать и без денег, зайцем, – сказала я. – Для свободы иногда не нужны никакие деньги». Дочь хмыкнула.

И на следующий день судьба испытала меня. Поехала я за последним своим паспортом. Когда вошла в трамвай, поняла, что кошелек остался лежать на рабочем столе. Я лихорадочно нашарила по сумке 10 рублей мелочью, на билет не хватало еще 5. И можно было признаться кондуктору, сунуть ему имеющуюся сумму и ждать от него решения судьбы, сгорая от стыда. Но я предпочла благородный путь зайца. Втиснувшись поглубже в толпу, накинула капюшон и уставилась в окно. Кондуктор прошел мимо черной меховой глыбы несколько раз, даже не заметив. Я умею быть невидимкой, если надо.