Экономика добра и зла. В поисках смысла экономики от Гильгамеша до Уолл‑стрит

Помимо прочего, в жизни существуют очень дорогие для нас сферы – семья, дружба, любовь, где мы действуем бескорыстно. В таких отношениях мы хотя и обмениваемся ценностями, но не используем ни деньги, ни цены, да и особая точность нам ни к чему. Здесь мы сознательно ведем себя неэффективно и неэгоистично. А если проявляем себялюбие, то стараемся хотя бы сделать вид, что речь не идет о собственном интересе,  – ведь мы делаем все для другого , не для себя. Иными словами, в личной сфере существуют свои правила, которые не действуют в экономике, точнее, мы не хотим, чтобы они действовали. Изучением такой «наноэкономики» занимается, например, бихевиористская экономика.

А что, если иные правила поведения действуют не только в наноэкономике, но и в отношении гиперобъектов? Например, в случае банкротства чего‑ то столь крупного, как государства или важные предприятия, мы ведем себя нестандартно. Прощаем им долги, помогаем, не соблюдаем договоры, так как их выполнение может привести к коллапсу всей системы. Получается, классические правила экономики хорошо работают в средней области, а в крайних (в отношении малых или сверхкрупных объектов) они не действуют. В этом смысле «общей теории» не существует, ведь даже Кейнс в своей книге «Общая теория занятости, процента и денег» говорит исключительно о средней единице. Подобное разделение встречается в теоретической физике, где разные законы действуют на малом, квантовом уровне, на уровне обычных, средних, нормальных объектов (для которых «достаточно» Ньютона, хотя мы и знаем, что речь идет лишь о приближении к реальности) и в отношении мегаобъектов, для которых общая теория «не годится». При этом предполагается, что универсальные законы все‑ таки существуют.

Возможно, и в экономике сложилась подобная ситуация. Наши знания о ней, так же как положения и принципы классической детерминированной и механистической физики[1002]

Ньютона, справедливы только в отношении нормальных объектов. Другими словами, экономика может успешно функционировать не в самых важных сферах нашей жизни. А что касается вопросов здоровья, любви, смерти, банкротства государств, то тут явно действуют другие, более общие правила.

Гильгамеш и Уолл‑ стрит: от стены к стене

Именно в то время, когда я дописываю эти строки, протесты на Уолл‑ стрит[1003] достигли своей кульминации. И недовольство снова направлено против стены (wall

). Конец книги возвращает к ее началу. Гильгамеш, пытавшийся для строительства такой ограждающей конструкции сделать из людей максимально эффективных, бесчеловечных роботов, заслужил тем самым первый задокументированный протест в истории: люди пожаловались богам. Сегодня мы апеллируем к политикам и институциям. Сетования, похоже, все те же: мы не воспринимаем эту стену как свою, не хотим надрываться на столь энергичном ее возведении, становиться другими, терять (свою) человеческую душу. Ну уж если мы разбираемся с символикой: прямо на Уолл‑ стрит, у здания Нью‑ Йоркской фондовой биржи, находится символ рынка – чуть больше, чем в натуральную величину, отлитый из немного напоминающей золото бронзы разгневанный бык. Он приготовился атаковать, его рога вызывают страх. Почему же мы именно такого быка выбрали символом рынка? Отметим в первую очередь, что речь идет о животном, иррациональном звере , никак не отличающемся умом и особо теплым отношением к человеку. Оседлать его нельзя; единственный существующий способ проехаться (минутку) на быке – принять участие в родео. В качестве символа мы не выбрали более спокойное и дружественное человеку домашнее животное – коня или пса, например. Похоже, и вправду бык вполне на своем месте. Тогда чему же мы удивляемся, когда рынки так себя ведут?

Во время протестов бык очутился за оградой, за некой стеной , охраняемой полицейским кордоном. Необузданный бык в городе, наконец, является таким же символом, как неукротимый Энкиду, дикая природная сила в центре цивилизации. Как мы видим, в этой ситуации снова возникает символика стены, зверей, охраны от природы (животных, символизирующих рынок) или природы (естества?) от людей. Так какую же из сторон защищает стена? Оберегает людей от быка или быка от людей? Если вы участвуете в акциях гражданского протеста в Нью‑ Йорке, носящих название «Захвати Уолл‑ стрит», то вы будете считать, что надо ограждать людей от безумия рынка, от его жестокости и несправедливости. Если же вы выступаете в поддержку Движения чаепития, то будете, скорее, требовать, чтобы это рынок хранили от иррациональных запретов политиков и других регуляторов.

Не вызваны ли протесты движения «Захвати Уолл‑ стрит» боязнью, что экономика стала телом без души, стремящимся уничтожить нас зомби?

Наша (не)естественность