Социальный уровень союзного министра, завотделом ЦК и первого секретаря обкома примерно соответствовали (все они, как правило, были членами или кандидатами в члены ЦК), а вот что касается уровня материального обеспечения – еще бабушка надвое сказала. Министров в Москве много, а первый секретарь в области один. Заместителей министров еще больше, а председатель облисполкома советов народных депутатов (считай – первый заместитель первого секретаря) тоже один. В любой области были свои местные «вертушки», своя поликлиника № 4 (!), свои «специальные дома отдыха» и дачи. Вообще, регионы не обижали. В последние годы брежневского правления обкомы получили даже право «приглашать» на свои заседания для «разборки полетов» руководящих работников Совмина вплоть до министра, будь он трижды членом ЦК. Еще один из признаков паралича власти, последний удар по начатому под руководством А. Н. Косыгина движению на пути возвращения к здравому смыслу в середине 60-х гг., но захлебнувшемуся под натиском малограмотных, но истовых идеологов.
Особая речь о союзных республиках, где неизбежно наличие национальных особенностей, сколько бы ни воспевали номенклатурные ученые сближение наций в составе «советского народа как новой исторической общности людей». Москва с этими особенностями считалась, продолжая политику Петербурга в царской России, если эти особенности не шли вразрез с «унутренней линией партии», т. е. конструктивной монолитностью бюрократии СССР в целом.
Иногда эти особенности выглядели невинно, даже забавно. Например, в Москве персональная «Волга» могла быть только черной, а на Кавказе и в Средней Азии престижным считался белый цвет. Иногда они настораживали. Так, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС и Первый секретарь ЦК компартии Узбекистана Ш. Р. Рашидов (впоследствии опальный и умерший при странных обстоятельствах) писал исключительно зелеными чернилами, а ведь зеленый – цвет мусульманства.
Сомнительно выглядела и отдававшая феодализмом традиция непременно сводить в браке детей руководителей разных «районов» (в южных республиках так принято называть любую административную единицу), для чего проводились специальные смотрины. Или другая неискоренимая традиция южных поясов: получив в республике высшую власть, привлекать на руководящие посты только уроженцев родных мест.
А как расценить с позиций развитого социализма то, что сын одного из первых среднеазиатских секретарей, обучаясь в Москве в Высшей школе КГБ, проживал не там, где другие курсанты, а в 4-комнатном люксе постоянного представительства родной республики?
На все эти выкрутасы центр смотрел снисходительно, ибо внешне они его власти не угрожали. А внутренне это были явные симптомы ее паралича.
Заканчивая наш обзор, нельзя обойти проблему номенклатурной старости и обеспечения «нашего будущего» – детей. Легко понять, что любой номенклатурный работник стремился умереть на своем посту, и большинству это удавалось. Причина тут не только в природной живучести, а скорее в том, что достигались эти посты, как правило, в преклонном возрасте. В случае проклятой отставки определенные гарантии были. Существовала система «персональных», «союзных» и «республиканских» пенсий. В денежном выражении они были относительно невелики (у Н. С. Хрущева, например, 500 рублей) и имели целый ряд градаций. Но главное – опять привилегии. Лечение в 4-м Главном управлении, раз в год – путевки в «спецсанаторий» и бесплатный проезд туда, не «столовая», но определенный набор дефицитных продуктов, бесплатный проезд на общественном транспорте, покупка личного автомобиля без всякой очереди и т. п. Для уровня бывших членов ЦК еще лучше – дача (правда, похуже прежней), «столовая», вызывная машина с лимитом на 30 ч. в месяц.
Воспитание подрастающего поколения – отпрысков советской бюрократии – рассмотрим кратко, но в динамике. В сталинские времена сыновьям, если у них не было ярко выраженных склонностей и способностей к науке, скажем, или к искусству, принято было давать военное образование (если семье вообще удавалось выжить, не быть сосланной в ходе репрессий). Затем одним из самых престижных вузов страны стал вновь образованный Московский государственный институт международных отношений (МГИМО). Он готовил кадры профессиональных или, как еще их называли, «карьерных» дипломатов (посольские посты, как правило, были предназначены для в чем-то проштрафившихся работников высшего эшелона бюрократии). Попасть в МГИМО было необычайно сложно, путь туда предполагал целый ряд рекомендаций партийных органов. Надо было либо в достаточно молодом возрасте иметь уже бесспорное доказательство желания активно сотрудничать с властью, либо – для более юных – очень ответственного родителя, как определенную гарантию твоей будущей лояльности.