Эксгибиционист. Германский роман

Небесная Россия и Подземная – всё содрогнулось и трансформировалось в одночасье. Я очень хорошо помню этот зимний вечер в канун Нового года. Я сидел у себя дома, и в телевизоре появился Горбачев, который заявил о прекращении Советского Союза. Я помню его фразу: «Я вроде официально последние дни нахожусь в Кремле, но я уже ничего не понимаю, здесь всюду шныряющая публика». Его фраза о «шныряющей публике», которая заполнила Кремль, мне очень запомнилась, как и последнее выступление Горбачева, его прощание с народом в качестве президента, первого и последнего президента СССР. За всю историю Советского Союза он был единственным человеком, который носил какое-то время титул «Президент СССР». Недолго он был президентом, до этого он был генсеком.

Я очень хотел (как, мне кажется, и большинство жителей нашей страны), чтобы история этого государства продлилась: уже без Компартии, но чтобы сохранилось единство всех, кроме прибалтийских, республик. Союз распался – и это вызвало глубокую скорбь. Я прекрасно понимал абсолютно растерянное и изумленное состояние Горбачева во время его последнего выступления, он говорил с трудом, очень сбивчиво и растерянно, толком ничего сказать не мог. После него выступил его ближайший помощник, который говорил гораздо более конкретно. Он и сообщил, уже в более отчетливой форме, об этом историческом событии, значимом для всего мира.

Эту судьбоносную весть об исчезновении Советского Союза я услышал из уст человека, которого я знал, бывал у него в гостях, – его зовут Андрей Грачев. Это действительно был ближайший сотрудник Горбачева, он остался с ним после его ухода с поста президента. Еще где-то в конце 70-х, в Коктебеле, в Доме творчества писателей с мамой и со мной познакомилась красивая молодая женщина восторженного нрава, очень мечтательная, романтическая, которая сказала, что мама «поразила ее своей красотой». Возникало ощущение, что эта молодая дама несколько влюбилась в мою маму, во всяком случае, она часто приходила к нам в гости и всё время пребывала в эйфорическом и романтическом, немного опьяненном (но отнюдь не алкоголем, а именно эмоциями) состоянии. Она сказала, что вроде бы тоже пробует писать, хотя еще никогда не публиковала свои тексты и не является членом Союза писателей. Она принесла свои рассказы. Мы с ней подружились, не задаваясь вопросом, каким образом эта молодая женщина, не будучи членом Союза писателей и не опубликовав ни одного произведения, живет в Доме творчества. Но всякое бывало, мы не особо задумывались. Тем не менее в процессе общения с этой прекрасной дамой все-таки возникло ощущение, что она как будто нечто скрывает. С одной стороны, она была очень откровенна в описании каких-то своих эмоций, личных переживаний, а с другой стороны – о каких-то областях своей жизни она как будто бы недоговаривала. Было видно, что ей это дается с трудом, то есть она настроена на полную исповедальность, открытость, но постепенно возникло ощущение, что к ее и без того романтическому образу примешивается некая романтическая тайна. В момент особой откровенности она наконец решилась открыть нам эту тайну. Очень нервничая, переживая и сомневаясь в нашей реакции на это сообщение, она сказала нам, что она жена члена ЦК КПСС. Это нас очень изумило, но мы не были политическими чистоплюями или одержимыми диссидентами, нам было удивительно, что она так нервничает и что она могла предположить, что это сообщение каким-то образом повлияет на наше к ней отношение. Мы уже успели полюбить эту даму по имени Алена – Алена Грачева. Поэтому нам было всё равно, за кем она замужем. Поскольку я очень смутно представлял себе высокопоставленных советских функционеров, я вспомнил фотографии членов Политбюро: пожилые люди в костюмах, с несколько аграрными лицами.

Инсталляция МГ «Янтарная комната». 1992