Эксгибиционист. Германский роман

Он тут же надел свежую нарядную рубашку и отправился в благоуханный сумрак на поиски Рахили. Нарядных новеньких рубашек, только что присланных Илюшиным отцом из Берлина (отец его позиционировался в качестве берлинского дантиста), у него с собой был целый чемодан, и мы все трое постоянно носили эти рубашки, всецело пользуясь их берлинским очарованием ради соблазнения девушек. Итак, Илюша ушел на поиски, я тоже куда-то ушел. А когда вернулся, то увидел в постели Илюши рядом с его кучерявой и длинноволосой головой не менее кучерявую и длинноволосую голову библейской красавицы. Илюша не соврал: она действительно представляла собой совершенный образец той красоты, которая (если верить европейской живописи девятнадцатого века) свела с ума нашего предка Иакова. Девушку звали Рута (впоследствии выяснилось, что ее звали совершенно иначе). То есть она была не столько Рахиль, сколько Руфь. Короче, все библейские красотки в ней соединились, как, впрочем, и итальянские. Рафаэль удавился бы от счастья, увидев ее. В Илюшином картавом произношении имя ее звучало как Ута. Поэтому мы с Антошей тоже называли ее Утой или же Уточкой, хотя ничего утиного в ней не прослеживалось. Мы были еврейскими мальчиками чрезвычайно разнузданных нравов, поэтому нередко делились не только рубашками, но и девочками (если это было им по душе). Поэтому всем троим богатырям перепали ласки любвеобильной Рахили. Вспоминается «Рахиль, ты мне дана» из романа Пруста.

Итак, мы с Илюшей постоянно бредили на тему различных возвышенных хулиганств. Например, мы очень долго и увлеченно обсуждали проект под названием «Световая бомба». Или же бомба по имени Света.

Собственно, бомба не должна была взрываться, она просто должна была отражать свет. В те годы Коктебель считался приграничной территорией – хотя от Турции нас отделяло целое Черное море, но погранзастава в холмах близ горы Хамелеон посвящала себя бдительной охране границ. Об этом напоминал длинный белый луч пограничного прожектора: с помощью этого луча погранзастава каждую ночь обшаривала всю Коктебельскую бухту: луч скользил по морским водам, зажигаясь в глазах русалок, луч прокатывался по темным коктебельским пляжам, бесстыдно высвечивая десятки любовных парочек, соединившихся во всех возможных позициях йодистой камасутры. Нигде и никогда, даже на самых отъявленных экстазийных опен-эйрах, даже на оргиастических курортах оргиастической Франции, я не наблюдал такой беззаветной и радостной повсеместной ебли, как в Коктебеле моей юности. Меня эта эротизированная до предела атмосфера просто спасла, она излечила меня от тяжелой депрессии – а я ведь уже успел попрощаться с ощущением радости бытия. Но Коктебель вернул мне эту радость, да еще так щедро, что у меня ноги заплетались от веселья. Все видевшие меня в волшебной пучине того августа 1987 года осведомлялись, на чем это я так оголтело торчу и почему это у меня глаза сверкают, как два прожектора перестройки, отбрасывая лучи чуть ли не более длинные, чем пограничный every-hour луч. Но я не торчал тогда ни на чем и даже особо не пьянствовал – меня просто внезапно отпустило. То ли иссякла душевная боль, подточенная морской солью, то ли дал трещину саркофаг скорбного оцепенения, где я провалялся целый год после маминой смерти. А белый пограничный луч скользил дальше, лапая отроги гор. В расчете на этот пограничный луч мы и придумали с Илюшей нашу «бомбу света». Идея была проста: мы собирались спиздить где-нибудь дискотечный шар или сами изготовить его, обклеив какой-нибудь мяч осколками зеркала. Затем следовало заплыть с этим объектом максимально далеко в ночные воды залива и оставить артефакт-диверсант дрейфовать в соленых волнах. Потом, когда придет время пограничному лучу обшаривать бухту, этот объект должен был вспыхнуть в море неимоверным отраженным сиянием. Мы полагали, что обитатели Коктебеля воспримут эту вспышку света как мистическое знамение. Мы также надеялись, что погранцам придется выслать патрульный катер с целью установления природы неопознанного сверкания в море. К счастью, мы поленились осуществить наш прекрасный перформанс, приступив сразу же к обсуждению следующей идеи, еще более стремной. Илюша предложил закупить дрожжи в огромном количестве и бросить их в канализационные люки в литфондовском парке. Мы обожали этот парк и всё же захлебывались от идиотского смеха, представляя себе, как говно полезет из-под земли. Проект этот хорош лишь тем, что остался неосуществленным.

Милена Славицка и Виктор Пивоваров в инсталляции МГ «Золотые иконы и черная линия». Кунстферайн, Гамбург. 1993

Сергей Ануфриев и Вадим Захаров в инсталляции МГ «Золотые иконы и черная линия». Кунстферайн, Гамбург. 1993