Эксгибиционист. Германский роман

Они увидели, что Владик был босиком, но при этом (хотя он явился разряженный, надушенный и дико модный) он настолько, видимо, долго забывал подстричь ногти на ногах, что они загнулись колечками и при ходьбе издавали специфическое постукивание. Удовлетворив свое любопытство, Миша уронил голову обратно в подушку, думая, что теперь он, наверное, поспит, но тут на него и на Лику со всего размаха упал Владик, спиной, и стал вальяжно курить сигарету, лежа на их телах. И на вопрос: «Ты что, Владик, охуел?» – Владик очень вальяжно ответил: «Я вам всё компенсирую йогуртами».

Это один из бесконечных примеров такого дзена по жизни, которым Владик награждал своих друзей – просто какими-то перлами. Кто мог их переварить, тот переваривал, кто не мог – тоже переваривал. Но в целом это был действительно гейзер и фонтан перлов – не только такого рода, а любого вообще рода перлов, жемчужин, алмазов, халцедонов, сапфиров, рубинов и других драгоценных камней, включая невероятно остроумные замечания, рассказы, поступки, произведения. И таким образом спонтанно сооружался целый космос, который, надо сказать, был очень гостеприимно распахнут для всех. Даже можно сказать, что этот космос не то чтобы приглашал в гости – он сам приходил в гости. В этом космосе не было гостей – он сам всегда был гостем. Он приходил, его можно было лицезреть, в нем соучаствовать, потом космос укатывался, ну как и положено космосу, космос же шарообразный.

Познакомились мы с Владиком, не помню как, где-то на переломе 80-х и 90-х годов. Зато очень хорошо помню, наверное, первый момент, когда он мне врезался в сознание. Это был 90-й год, день рождения Сережи Ануфриева, и мы встретились в домике Магнуса. Магнус, шведский то ли посланник, то ли культурный атташе, обитал в собственном домике в центре Москвы, где импровизированно создался роскошный день рождения, который при этом сопроводился импровизированным и совершенно роскошным концертом. И именно здесь я впервые увидел Владика в роли шоумена, можно сказать, на сцене, хотя сцены не было. Владик спел свою коронную песню «Гремит январская вьюга». Все дико разрыдались и одновременно рассмеялись.

В общем, всё это было невероятно весело, и мы с Владиком подружились и долго очень дружили. Конечно, никакую дружбу нельзя описать словами, о ней в принципе невозможно рассказать. В общем-то, конечно, есть ощущение, что Владик продолжает где-то с нами тусоваться, сейчас придет, войдет и всех снова как-то обрадует, рассмешит. Нет ощущения, что его нет. Есть ощущение, что он есть.

Владик, безусловно, гордость русской культуры, ее сокровище. Я думаю, это уже осознали очень многие и скоро осознают все.

ТУМБЛЕР: Эта история из середины двухтысячных, когда мы с Владиком на время разминулись. Я уехал в Индию, какое-то время просуществовал там, два или три года, с редкими выездами, а Владика начало мотать по глубинке России и по северным широтам. Встретились году в 2005-м, года два-три после того как не виделись… Дико похудевший, опять изменивший свой облик, из космического такого элиена он опять превратился в какого-то мешочного вида хорька, смешного очень персонажа, больше напоминающего кого-то из мультфильма, да, такого домового… И по его рассказам я узнал, что где-то в районе Петрозаводска он занимался оформлением какой-то выставки, то есть делал фоторепортажи и прочее, познакомился с неким чеченом, который сначала был его другом, потом его же водителем, потом каким-то образом он завладел его паспортом и в итоге привез его в семью чеченскую, где Владик, собственно, и попал в чеченский плен. И прожил он там довольно много времени, месяца полтора-два. То есть исправно готовил, убирал квартиру. И его ебали, грубо говоря. Каждый вечер, за каждую провинность или просто так, его ебали жестко, там было пять или шесть чеченов, а также одна или две женщины, которые тихо всё это наблюдали. Владик, значит, пытался переправлять записочки с этими женщинами, но женщины, естественно, носили эти записочки своим мужьям, послания с просьбами, с мольбой о помощи, адресованные на тот свет, в мир светлый. А мужья, когда получали эти записочки, опять жестко на него сердились, опять его насиловали.