Проточность московской тусующейся молодежи через этот интерьер была максимальной. В какой-то момент я даже предложил Федоту (который время от времени требовал от нас с Ануфриевым каких-нибудь заданий), чтобы он вел подробную картотеку всех, кто попадает в эту квартиру, особенно девушек: какие-то короткие анкеты, интервью. Таким образом планировалось составить развернутую картотеку всех московских тусанш. Непонятно, зачем нам это было нужно, мы и так всех знали. Это было проявлением абстрактного, неосуществимого педантизма, какой случается у людей, склонных к хаосу. Всегда есть мечта, что в какой-то момент можно будет установить идеальный порядок, составить списки, реестры, которые где-то будут храниться – доступные, очень удобные для просматривания. Это не только не осуществилось, но даже ни одного поползновения в сторону чего-то такого не было предпринято.
Я помню, что в какой-то момент в эту квартиру был заселен еще один человек, не менее космический, чем Федот. Это был некий реставратор. Хозяин квартиры Юра время от времени продавал старинные предметы из этой квартиры. Он и Федоту разрешал подторговывать старинными игрушками и чем-то еще. Для того чтобы лучше продавать эти мебельные объекты, был найден реставратор, который находился всё время в совершенно невменяемом состоянии, видимо, в состоянии, близком к белой горячке: он никогда не бывал трезвым. Состояние его отчаленности было сравнимо с состоянием Федота. Тем не менее они мгновенно друг друга возненавидели не на жизнь, а на смерть. Оба говорили друг о друге с диким пренебрежением, произнося примерно одно и то же: этот спившийся мудак, доходяга, алкан, грязный, немытый урод. Как-то раз я, помню, пришел, позвонил в дверь этой квартиры, мне открыл реставратор в огромных очках, за которыми, как под увеличительными стеклами, плавали его совершенно отъехавшие глаза. На вопрос, где Федот, он, не пропуская меня в квартиру, ответил с невероятным высокомерием: «Как где? Где-то в канаве валяется». Тем не менее я собрал волю в пучок, отстранил хлипкую фигуру реставратора и увидел в глубине квартиры классического Федота, освещенного мертвенным молитвенным светом компьютера.
Переместимся из середины 90-х в годы нулевые, крымские, солнечные. Я могу рассказать историю, произошедшую через десять лет примерно после описанных выше событий – 2006–2007-го. Мы тусовались на Казантипе. Жили мы в Замке, который построил один мой друг из-под питерского города Токсово. Подругой этого моего приятеля Севы была прекрасная Катарина, московская девушка. В Замке всегда жила смешанная тусовка московских и питерских, а также токсовских, девчат и ребят, которые составляли сообщество под названием Toksovo Family. Это настоящий Замок со стенами, с башней большой, каменный, планировался как отель. Он и был своего рода отелем, но многие люди там жили бесплатно. Было очень классно жить в Замке. В основном все казантипские диджеи жили у нас. Вообще, в Замке обитали по большей части люди, которые на рейв приезжали не отдохнуть и потусоваться, но приезжали туда работать: профессиональные музыканты, бармены. Поэтому самые клевые тусовки осуществлялись в Замке. Было дико весело.
Я каждую ночь проводил на Казантипе, на основной территории. А Федот далеко не всегда интересовался рейвом, особенно если что-то обогащало замковую жизнь. В какой-то момент появились такие специи, которые были совершенно незнакомы остальным обитателям Замка, хотя они были люди опытные в мире специй и ни в коем случае не допустили бы мысли о том, что какое-нибудь состояние может быть ими не опознано. Тем не менее это произошло в силу не вполне известной им специфики Федота.