Эксгибиционист. Германский роман

Произошло то, что называется клинч, двойной удар: совпало несколько факторов. Во-первых, сильное перевозбуждение, сильное переутомление, связанное со съемками фильма, плюс сложная магия самого этого занятия – кино. Мы по неосторожности пренебрегли всеми профессиональными острастками. Мне все опытные киношники потом говорили, что никогда не надо снимать большой игровой фильм на собственные деньги, это всегда кончается плохо. К тому же подоспела крайне неблагоприятная международная ситуация. Самым болезненным было то, что наше зачарованное царство, наш Крым, который казался совершенно спрятанным от всех убежищем, вдруг оказался у всех на устах, на виду. Была непонятна ситуация в целом, чего ждать, а еще мы перепутали правила с евровизами. В результате мы метнулись в Сербию.

Там произошла со мной полная катастрофа. Длилась какая-то непонятка с визами, я нервничал, и в какой-то момент я рассказал своим белградским друзьям об этом. Они мне предложили сходить к врачу, психиатру. Я решил сходить, попросить какое-нибудь легкое успокоительное. Но сербский врач оказался врач-палач и прописал мне не легкое успокоительное, он прописал мне какой-то серьезный антидепрессант под названием «пароксетин», который на язык моей судьбы переводится как слово «пиздец».

Я принял всего лишь полтаблетки, и дальше меня ждало тяжелейшее переживание, которое я озаглавил мысленно «Белый волк в белом городе». Через несколько часов после приема препарата я оказался в ресторане в белградском замке. Я вышел на веранду, поджидая еду, которую мы заказали. Веранда – это замковая терраса, нависает прямо над зоопарком Белграда. Я посмотрел вниз и увидел вольер с белым волком, который циркулировал по диагонали туда-сюда. В этот момент меня накрыло чудовищным воздействием этого неведомого мне препарата, который вывел меня из строя надолго. Мне пришлось позвонить моим друзьям в Москву. Приехал Володя Овчаренко, который, как мне потом рассказали, даже расплакался после встречи со мной, настолько в чудовищном состоянии я находился. Эрик Багдасарян, мой друг, приехал. В результате общими усилиями меня отвезли в больницу Воробьева, где меня стали серьезно лечить.

Всё это произошло за три дня до первого намеченного показа нашего фильма, который должен был состояться в Белграде. Этот показ так и не состоялся. Вместо этого состоялась всякая чудовищная фигня. Пришлось долго лечиться, в результате всё-таки я добрался до Родины, пешком перешел первый раз в жизни границу России, в чем было что-то символическое. Я перешел границу между Евросоюзом и Россией по мосту между Нарвой и Ивангородом. Две крепости там друг напротив друга. Одна рыцарская – Ливонский орден, другая русская, сливающаяся с тонами неба и ландшафта. Подошел к мужичкам, которые курили возле какого-то сельпо, спросил: не подбросите ли до Питера? Уже через два часа я был в Питере. Мне казалось радостным чудом, что я на Родине, что я живой вернулся, потому что в какой-то момент, когда я стоял на балкончике клиники Воробьева в Белграде, я уже не чаял увидеть родную землю, добраться до дома. За то, что это всё-таки произошло, я несказанно благодарен Богу, судьбе и своим друзьям.

Глава сорок вторая

Город голых. Философские сады любви

Рассказ пойдет о невероятном месте, куда забросила нас головокружительная и наполненная приключениями история съемок фильма «Звук Солнца». Это место на юге Франции – мыс Агд. Подзорная труба, обращенная в относительно недавнее прошлое, куда я сейчас заглядываю, показывает мне меня самого и Наташу. Мы сидим совершенно голые за столиком кафе под трепещущим на приморском ветру деревом, и вокруг нас струятся бесконечные потоки абсолютно обнаженных людей. Самое поразительное во всём этом, что лица этих людей совершенно серьезны, никто не улыбается, никто не смеется. Что-то невероятно тяжелое и мрачное пропитывает эти разнообразные лица. Их нагота не то чтобы их не радует, но она воспринимается как некое чрезвычайно торжественное, отчасти даже угрюмое, хотя в то же время и восхищающее душу состояние. Отъявленная странность присуща этому всему в сочетании с грандиозной утопической архитектурой: постройки имеют вид гигантских бетонных колец, внутри которых соты, состоящие из балкончиков.

Этот курорт – нудистский рай – возник как детище 60–70-х годов, детище сексуальной революции и восторгов эпохи хиппизма. Однако за прошедшее время все реалии, связанные с существованием подобного курорта, изменились настолько, что обросли противоположными знаками. Во-первых, этот курорт стал дорогим, а следовательно, никакой резвящейся и счастливой молодежи и никаких детей-цветов там больше обнаружить невозможно. В основном там обитают серьезные, отягощенные прожитыми годами люди, которые напряженно ищут особой формы отдыха.