Подобными ловушками сделались музеи, а богами, что должны раствориться без остатка в плотной и едкой среде собственного культа, стали художники. Но, к счастью, еще не все боги в клетках, есть еще некоторые, блуждающие на свободе, а свободны они там, где их не считают богами. В тех местах, где они не боги, – только там художники еще могут быть магами или осколками магов.
Осколок бога – трагичен, осколок мага – эйфоричен. Потому что осколок бога означает, что этот бог низвергнут. Осколок мага означает, что маг затаился. А маги умеют таиться, рассыпаясь в осколки и вновь собирая себя в единое целое. Если маг не умеет затаиться, значит он не маг. Более того, затаиться – это и есть главное дело мага, его основное чудо, а остальные чудесные и кудесные деяния – лишь дополнительная маскировка укрытий.
Как и где затаиться? Где спрятаться? Никогда не было и не будет вопроса более существенного, чем этот. Ответов на этот вопрос множество, и каждый художник по-разному на него отвечает. Леонардо и Веласкес любили таиться в тени верховной власти. Боттичелли скрылся в потоках слез. Тёрнер предлагал прятаться в тумане. Импрессионисты – в мерцании света, существующего в памяти. Сюрреалисты считали, что лучше всего скрываться внутри сновидений. Футуристы полагали, что нет надежнее укрытия, чем будущее. Марсель Дюшан (фигура, рожденная жанром детектива) склонялся ко мнению, что самый эффективный способ скрыть преступление – это начать его расследовать. Концептуалисты скрывались в комментариях, наследуя древним иудейским и буддийским практикам вечного обсуждения Священного Текста. Энди Уорхол (и несметное множество художников вслед за ним) осознал, что самое невидимое место всегда у всех на виду – на обложке глянцевого журнала или на модной вечеринке. Вас найдут даже на самой глубокой глубине, но никто не разыщет вас на поверхности, где «личное лицо» превращается в пустой, светящийся и неуловимый образ в белых лучах общественного внимания.
Да, множество вариантов, как спрятаться. Множество ответов на этот священный вопрос, но всем нам больше всего хочется услышать один-единственный ответ, одновременно самый простой и самый сложный: лучше всего скрываться в собственной душе.
«Скрывайся в собственной душе, потому что там просторно, загадочно и прохладно и там проживает бесконечность». Когда произведение искусства способно сказать нам это, тогда мы счастливы.
Именно такой эффект счастья создают работы Виктора Пивоварова, даже те из них, что окрашены печалью, отвращением или страхом. Работы прекрасны, часто они кажутся пугающе прекрасными и пронзительно нежными, но не наслаждение красотой создает эффект счастья. Счастье возникает как чувство возвращения домой – в ту тайную комнату, где живет душа.
Пивоваров всю свою жизнь рисует эту комнату души. Обычно комната является частью дома, а дом – частью ландшафта. Но комната души устроена иначе. Все возможные здания, все возможные ландшафты скрываются внутри комнаты – всё внешнее становится фрагментом внутреннего пространства. Дальняя дорога убегает за горизонт, но дорога и горизонт лежат в ящике письменного стола. Горная долина скрывается за диваном. Эта комната вообще не знает ничего внешнего себе – даже вид за окном может в любой момент переместиться на корешок книги, на донце чайной чашки или свернуться внутри стеклянного шарика. Безграничный простор открывается тому, кто бесконечно уменьшается, – так происходит в финале альбома «Микрогомус», где уменьшающийся герой исследует бытовые предметы как некие галактики. Микромир – это нирвана, в нем нет страдания – боль неизвестна маленьким существам, насекомые ее не ведают. Христос сказал: «Лучше быть самым малым в Царствии Небесном, чем самым великим в земном мире». В раю все малы, а в аду – огромны. В античной битве богов и титанов победили боги, потому что титаны не видели их – боги разрушали их изнутри.
В комнате души художник обитает в одиночестве, но иногда он поселяет там вместе с собой тех, кого любит: девушек с длинными волосами, возвышенных друзей, собственную маму, взирающую на мир с ужасом, загадочных интеллектуалов и аскетов с шишковатыми черепами.
Вроде бы комната души Виктора Пивоварова – это не совсем идиллия, в ней рыдают по ночам, преклонив колени перед пустым диваном, как перед иконой.
И всё же эта комната – рай, потому что все ее страдания сотканы из наслаждений, а не наоборот. Окно этой комнаты всегда выходит на запад, а это означает, что сама комната – восточного происхождения. Если бы она была западной, тогда можно было бы утверждать (точнее, тогда сама комната утверждала бы о себе), что все ее наслаждения сотканы из страданий.