Читаем Экслибрис. Лучшие книги современности полностью

О Дидион я впервые узнала из революционной по сути антологии Тома Вульфа «Новая журналистика и Антология новой журналистики» (год издания 1973). Как и «Улыбаясь посреди апокалипсиса» («Smiling Through the Apocalypse: Esquire’s History of the Sixties»)[23]

, это одна из тех книг, которые побудили нас стать журналистами. Когда мне удалось раздобыть экземпляр «И побрели в Вифлеем», я пришла в изумление от стиля Дидион – ее мощной, своеобразной прозы, ювелирно точной, с завораживающим ритмом. В моем склонном к драматизации подростковом воображении живо отозвалась ее увлеченность «пограничными проявлениями» и настороженное отношение к «крайностям».

Несколькими десятилетиями ранее первопроходцем в жанре личных эссе стал Фрэнсис Скотт Фицджеральд – его работы вошли в сборник «Крушение». Однако в той открытости, с которой писала Дидион, ощущалось нечто новое. Ее стиль, по сути, во многом предвосхитил желание писателей нового поколения в 90-е годы XX века и в первом десятилетии XXI обратиться к жанру мемуаров.

В одном из своих блестящих эссе Дидион говорила: важно помнить, «что значило быть мной». Неважно, писала она о любви и браке или делала первые шаги в журналистике в Нью-Йорке – в ее работах отразился опыт многих молодых женщин 70–80-х годов прошлого века. Она рассказывала о том, каково быть репортером, когда ты маленькая, застенчивая и «незаметная». Свою почти пустую квартиру в Нью-Йорке Дидион описывает так: «Я повесила на окна спальни около сорока метров желтого театрального шелка – решила, что, глядя на струящийся сквозь них золотистый свет, буду чувствовать себя лучше». Она привыкла путешествовать в одиночку в такие опасные страны, как Сальвадор и Колумбия. И к тому же обладала навыками, которые несказанно обрадовали бы мою мать: умела варить буйабес и борщ, помнила, где куплен тот или иной наряд – будь то «Пек энд Пек», «Бонвит Теллер» или «И. Магнин»[24]

.

В 1979-м мне посчастливилось взять интервью у Дидион о ее книге «Белый альбом». Я тогда работала фрилансером, и это был первый заказ от «Нью-Йорк таймс». Приехав к ней в Брентвуд, в Калифорнию, я с нетерпением вытащила блокнот и занесла туда все, что, по моему мнению, характеризовало хозяйку: у дома – желтый «Корвет» «а-ля Дидион», прямо как у ее героини Марии в книге «Играй как по писаному» («Play It as It Lays»); на заднем дворе – дерево авокадо, которое, по словам приглашенного Дидион дезинсектора, приманивает крыс как магнит.

В книгах «И побрели в Вифлеем» и «Белый альбом» Дидион выразила тревоги и ощущения, которые стали символом американской истории того времени. Она писала о том, как Калифорния ее детства, прошедшего в Сакраменто, в одночасье обратилась в другую Калифорнию: прежние порядки уступили место голливудским вечеринкам и домам отдыха новой формации. И во главу угла встала слепая американская вера в возможность перевоплощения, которое в итоге приводит к отрыву от корней и моральному разложению. Писательство стало для Дидион способом борьбы с царящим вокруг беспорядком – ее книги отражали всю его бесчеловечную абсурдность. В своем творчестве она старалась осознать сотрясающие страну перемены – болезненные последствия войны во Вьетнаме, Уотергейтский скандал, жестокие убийства Мартина Лютера Кинга-младшего и Роберта Ф. Кеннеди, насилие, захлестнувшее студенческие городки и улицы Чикаго и Лос-Анджелеса. «Обо всем этом нельзя не написать, но и невозможно это выразить», – признавалась она.

Дидион рассказала мне, что долго искала такой дом, как ее нынешний – двухэтажный, в колониальном стиле: «Я хотела, чтобы по центру шел коридор, гостиная была бы справа, а столовая – слева. Мне казалось, что такое образцово спланированное пространство внесет в мою жизнь покой и порядок. Но этого не случилось. Двухэтажный дом не убережет вас от потерь».

Душераздирающее творение ошеломляющего гения (2000)

Дэйв Эггерс


Поразительная книга Дэйва Эггерса «Душераздирающее творение ошеломляющего гения», вышедшая в 2000-м, потрясает и рвет душу. Рассказывая о том, как за одну неделю умерли отец и мать и в двадцать один год ему пришлось заменить родителей восьмилетнему брату Тофу, Эггерс написал перехватывающие дыхание «мемуары или вроде того», которые свидетельствуют о его невероятном мастерстве. Восторгает то, как он с легкостью меняет темы, интерпретируя события с личной точки зрения, и при этом остается искренним, порой даже чересчур серьезным. Эггерс умеет пользоваться разными регистрами широчайшего диапазона: от комедийного спектра до задумчиво-созерцательного, от иронического – до ласково-чувствительного.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение