Вотъ два отрывка изъ его писемъ, — читатель увидитъ, какими гигантскими прыжками подвигалось развитіе человѣка, которому суждено не сегодня-завтра стать во главѣ громаднаго торговаго предпріятія.
— «Многоуважаемый господинъ Сандерсъ! Правда ли, что — kaufen — покупать, a ferkaufen — продавать? Постоянная неувѣренность не даетъ мнѣ возможность расширить дѣла и стѣсняетъ меня въ обществѣ»…
— «Другъ Сандерсъ… Моя единственная мечта посѣтить Гейдельбергъ или другую родину нашего любимаго Шиллера Виландовича Гете… Хочу расширить дѣло».
Прощай Митя… Ты намъ больше не слуга.
ГЕРМАНІЯ, ВООБЩЕ
Одинъ нѣмецъ спросилъ меня:
— Нравится вамъ наша Германія?
— О, да, — сказалъ я.
— Чѣмъ-же?
— Я видѣлъ у васъ, въ телеграфной конторѣ, около окошечка телеграфиста, сбоку, маленькій выступъ съ желобками; въ эти желобки кладутъ на минутку свои сигары тѣ лица, которыя подаютъ телеграммы и руки которыхъ заняты. При этомъ, надъ каждымъ желобкомъ стоятъ цифры — 1, 2, 3, 4, 5 — чтобы владѣлецъ сигары не перепуталъ ее съ чужой сигарой.
— Только то? — сухо спросилъ мой собесѣдникъ. — Это все то, что нравится?
— Только.
Онъ обидѣлся.
Но я былъ искрененъ: никакъ не могъ придумать — чѣмъ еще Германія могла мнѣ понравиться.
Нѣмцы чистоплотны, — но англичане еще чистоплотнее.
Немцы вѣжливы, — но итальянцы гораздо вежливее.
Немцы веселы, — французы, однако, веселее.
Немцы милосердны, — нетъ народа милосерднее русскихъ — въ частности, славянъ — вообще.
Немцы честны, — но кто же можетъ поставить это кому нибудь въ заслугу? Это пассивное качество, а не активное.
Ни одинъ огурецъ не сделалъ въ теченіе своей жизни ни одной подлости или мошенничества; следовательно, огурецъ следуетъ назвать честнымъ? Отнюдь. Честность его просто следствіе недостатка воображенія.
Большинство немцевъ честны по той же причинѣ — по недостатку воображенія.
Не то хорошо, что немцы честны, а то плохо, что все остальные народы отъявленные мошенники.
Впрочемъ, когда въ Россіи встречаешься съ немецкой честностью — это производитъ крайне выгодное впечатленіе.
Однажды въ Харькове я зашелъ въ немецкій магазинъ купить шляпу.
— Сколько стоитъ эта шляпа? — спросилъ я.
— Десять рублей, — сказалъ хозяинъ.
— Хорошо, заверните. Вотъ вамъ 25 рублей — позвольте сдачу.
— Пожалуйста.
— Позвольте!.. Мне нужно сдачи 15 рублей, а вы даете 18. Вы ошиблись въ мою пользу.
— Нѣтъ, не ошибся. Дѣло въ томъ, что шляпа стоитъ всего 7 рублей, и я не могу взять за нее больше…
— А почему же вы сказали раньше — 10.
— Я думалъ, вы будете торговаться — русскіе всегда торгуются. Я бы и сбросилъ 3 рубля. Но разъ вы не торгуетесь — не могу же я взять за нее больше…
Вотъ я разсказалъ этотъ эпизодъ. Но если бы русскіе купцы не были такими мошенниками — мнѣ и въ голову-бы не пришло восхищаться поступкомъ нѣмца-шляпника.
Нѣмецкая аккуратность, нѣмецкая методичность — это все выводитъ настоящаго русскаго изъ себя.
Въ Берлинѣ мы зашли однажды въ какой-то музей военныхъ трофеевъ.
Подошли въ первой залѣ къ монументальному сторожу и спросили:
— А гдѣ тутъ знамена?
Онъ оглядѣлъ насъ и сталъ со вкусомъ медленно чеканить:
— Знамена есть налѣво; знамена есть направо; знамена есть впереди; знамена есть въ нижнемъ этажѣ; знамена есть въ верхнемъ этажѣ; знамена есть въ среднемъ этажѣ. Какіе, именно, знамена хотѣли-бы вы видѣть?
Въ одной нѣмецкой гостинницѣ я наблюдалъ слѣдующій фактъ: какой-то человѣкъ постучалъ въ дверь перваго нумера и сказалъ:
— Очень прошу извиненія — не здѣсь-ли находится въ гостяхъ господинъ Шульцъ; онъ мнѣ нуженъ по одному мануфактурному дѣлу.
Послѣ этого онъ постучалъ во второй номеръ:
— Очень прошу извиненія — не здѣсь-ли находится въ гостяхъ господинъ Шульцъ; онъ мнѣ нуженъ по одному мануфактурному дѣлу. Я уже спрашивалъ въ первомъ номерѣ — его нѣтъ.
Тоже самое онъ повторилъ въ третьемъ, четвертомъ и пятомъ номерѣ. Въ шестомъ уже добавлялъ: я искалъ господина Шульца въ первомъ номерѣ, я искалъ господина Шульца во второмъ номере, въ третьемъ и въ четвертомъ, я искалъ господина Шульца также въ пятомъ — его тамъ не было. Нѣтъ-ли у васъ господина Шульца, необходимаго мнѣ по мануфактурному дѣлу?
У насъ въ Россіи послѣ этого монолога открылась-бы дверь третьяго или четвертаго номера и сапогъ полетѣлъ бы въ голову незадачливаго мануфактурщика.
А въ немецкой гостинницѣ голоса отвечали изъ-за дверей:
— Я очень сожалѣю, но у меня въ пятомъ номере нѣтъ въ гостяхъ господина Шульца, необходимаго вамъ по мануфактурному дѣлу; но нѣтъ-ли господина Шульца въ номерѣ шестомъ?