Эксперт № 35 (2013)

—Естьещепроблемаизмельчанияэтогозапроса.Задачи,которыестоялипередстранойвпятидесятые-шестидесятыегоды,ставилисьвтомчислеиперед

Академиейнаук,онибылиболеемасштабнымиивэтомсмыслесоответствовалиинтеллектуальномупотенциалуакадемии.Сейчастакихбольшихпроектовнет.

— Большие проекты типа космического, ядерного были продиктованы не какими-то амбициями, а просто необходимостью выживания страны. Я, например, хорошо помню, что, когда был школьником, все были уверены, что на нас нападут американцы. Сейчас так никто не думает. И слава богу. Сегодня проблемы носят скорее экономический характер и их часто ставят перед наукой крупные корпорации.

Вообще, организация научных исследований и техническая политика — это, конечно, одна из ответственнейших задач государства. Здесь сосредоточены очень большие риски, но и очень большие перспективы, которые могут быть реализованы в том случае, если вы правильно все рассчитаете и сделаете.

Но опыт показывает, что работу по выбору направления научно-технического прорыва хорошо обсуждать, когда прорыв уже сделан. На самом деле нет какой-то готовой дорожной карты, которая может подсказать, что так прорыв произойдет, а так не произойдет. В каждом конкретном случае поиск направлений прорыва — это очень сложное дело, сродни искусству. Мы должны поддерживать высокую научно-техническую и образовательную культуру в стране, и тогда будут возможны прорывы даже там, где мы сейчас не в состоянии их предсказать. Но если мы перестанем понимать, что делают в науке другие люди в других странах (а это вполне возможно, потому что уровень образования падает, интерес к науке падает), тогда действительно наступит трагедия. Но пока в России есть области науки и техники, где мы вполне конкурентоспособны. Во многом эти области сосредоточены в РАН.

Обязанность руководителей страны — сделать так, чтобы ученые могли свободно заниматься наукой. Им интересно, и они этим занимаются. А если говорить: или ты откроешь элементарную частицу ко второму кварталу 2014 года, или мы тебя закроем, — то это никуда не годится. Это предельный примитивизм. А замена академических свобод администрированием, о чем мы говорили, как раз сильно отдает именно такой логикой отношения к науке, когда администратор начинает диктовать ученому свои условия.

—Номинистр

предлагаетперестроитьвсюорганизациюнаукииподдерживатьлаборатории,анеинституты.Естьдажепрограммаподдержкитысячилабораторий.

— Как академик Павлов говорил после революции, «на собачках бы вначале попробовали, на собачках». Действительно, наука делается в отдельных лабораториях. Но лаборатория не может существовать отдельно от института. Это показывают примеры наших крупных институтов, например ленинградского Физтеха, Физического института РАН. Это большие коллективы, где под одной крышей собраны специалисты разных специальностей. И сегодня одна лаборатория эффективно работает, завтра другая. Бывают прорывы, потом бывают спады. Не закрывать же из-за этого лаборатории. Тем более что иногда результатов, прорывов приходится ждать очень долго. Возьмите Перельмана. Он очень долго работал по своей теме в Академии наук, пока не получил выдающийся результат, потому что именно в РАН у него была такая возможность. Никто его не дергал и не говорил: выполняй план, а то закроем. А потом у него произошел прорыв. Так же было у Эйнштейна. Но давайте посмотрим, как будет развиваться эта инициатива с лабораториями. Это может быть интересный эксперимент.

—Какговорятнекоторыекритики

академии,однаизеепроблемвтом,чтоорганизацияРАНжесткопривязанактрадиционнымнаучнымнаправлениям —физике,химии,биологииитакдалее,

асейчасоченьмногиеинтересныеисследованияосуществляютсявмеждисциплинарныхсферах.

— Все ровно наоборот. В чем сила Академии наук? Кроме свободы научного творчества и возможности обмена идеями она состоит в том, что здесь под одной крышей собраны все научные дисциплины. Буквально все. Это дает уникальные возможности.

—Иестькакой-тоболееилименеерегулярныймеханизмобменанаучнымиидеями?