Кабинет отца был самой маленькой и дальней комнатой в их сталинской квартире. Окно кабинета — единственное в квартире — выходило на улицу, остальные во двор. Они жили невысоко — на втором этаже. А на первом, прямо под ними, был магазин. Выносная витрина выпирала на улицу, как стеклянные террариумы в зоопарках. Над ней — плоская крыша, залитая бетоном и битумом. Во время дождя крыша блестела, как новые сапоги. Летом — расплавленный битум страшно вонял, но все жильцы дома к этому запаху давно привыкли. Когда было не очень жарко, на крыше можно было загорать — открой окно и спусти ноги. Раскладушка или шезлонг в свернутом виде тоже как раз пролезали через окно. Но если плюс тридцать — на крыше не высидеть. Ощущение такое, что сейчас на тебя наедет каток. Расплавит и закатает в асфальт. И если бы не кондиционер и плотные шторы — в комнате тогда тоже не уснуть. Даже цветы на подоконнике не выдерживали жары. Поэтому летом каждое утро их нужно было спускать на пол, а вечером опять поднимать на подоконник. Лена любила поздно вечером выключить кондиционер и открыть окно, распахнуть железную решетку — защиту от воров и посидеть на подоконнике, задрав на него ноги. С улицы пахло зноем и пылью. Недалеко на углу светила лампочка на уличном столбе, и в ее свете хорошо было видно, как вьются в электрическом луче мошки. Пыль на листьях деревьев совсем не видна в темноте, и они кажутся изумрудными на фоне темного асфальта. Главное — не забыть на ночь запереть решетку. Когда она сидела на подоконнике еще при папе, он, смеясь, сравнивал Лену с севильской красавицей, которая поджидает молодых кабальеро с гитарами.
— Ждешь кабальеро, а является цирюльник, — отвечала Лена. И действительно, за время ее учебы в институте ни одного предложения руки и сердца ей не поступило. Видно, кабальеры перевелись, усмехалась она, но особенно не расстраивалась. Замуж ей не хотелось. Она видела, как крутилась мама и дома, и на работе. И это было еще ничего, потому что мама крутилась для папы. А вот для кого придется крутиться Лене? Вовсе не факт, что это будет достойная этого кручения кандидатура. Поэтому к своему одиночеству Лена относилась до поры до времени снисходительно. Только в последнее время ее стало раздражать, что у некоторых школьных подруг дети уже ходят в садик, а институтские знакомые, узнав, что она до сих пор не замужем, как-то заминаются. И в компании, в которых уже собираются с женами и мужьями, не приглашают. Вот и мама хоть и деликатно, а все равно намекает, что вроде бы пора уже Лене подыскивать пару. Понятно, что мама родной человек, а все равно противно.
Лена прошлась по кабинету, открыла окно, раздвинула шторы, выглянула сквозь решетку на улицу.
Как приятно, когда тепло. А в преддверии осени даже еще приятнее. Сколько еще продлится такая благодать? Мягкий сентябрь Лена любила, пожалуй, даже больше, чем жаркие летние месяцы. Боже, как выросли напротив их дома карагачи! А ведь их сажали в тот год, когда она только пошла в школу. Летом они почти не дают тени, зато и полива не требуют. Ветки у них тонкие, устремлены почти вертикально вверх, а листья маленькие, зубчатые, жесткие… Сейчас серебрятся от пыли в свете фонаря. Засухи карагачи не боятся. Лена выставила на подоконник цветы, сбрызнула их из специальной пластмассовой бутылки, вдохнула полной грудью. Хорошо! Реку отсюда не видно, она делает изгиб дальше, через улицу, под обрывом. А все равно с ее берега тянет полынью, и слышно, как стрекочут цикады. Юг, да и только.
Лена включила на письменном столе настольную лампу. Ей с самого детства нравилась «папина» комната. Когда она была маленькой, она любила заползать под его письменный стол. Отец готовился к лекциям, а она сидела там у него в ногах и наблюдала, как шевелятся его ступни в вельветовых тапочках. Иногда отец скидывал тапочки и оставался в носках. Его теплые, слегка шевелящиеся ноги странным образом привлекали ее. Ей даже нравился их запах, а если становилось скучно, она начинала щекотать ему подошвы.
— Лен, ну пусти! Лена! — Его голова опускалась к ней под стол. — Ну погоди немножко! Еще минут пятнадцать. Я допишу страницу и поиграю с тобой.
— А страница большая?
— Нет, только не отвлекай.
Она знала, что надо сидеть тихо. Тогда папа закончит быстрее и у него будет хорошее настроение. И он будет играть с ней не отвлекаясь. А если она помешает, он каждые пять минут будет подбегать к столу и что-то там дописывать. И играть будет невнимательно. А это неинтересно, лучше уж подождать.
— Пап, а кем я буду, когда я вырасту?
— Не знаю.
— А какие на свете есть работы?
— Разные. Можно быть продавцом в магазине. Можно кондуктором в троллейбусе. Или дворником во дворе. Но, на мой взгляд, это неинтересно.
— А что интересно?
— Интересно учиться.
— А ты ученый?
— Я — ученый. И ты, как выучишься, будешь ученая.