– Изыди, преступник. Изыди, соблазнитель, полный коварства и лжи, враг добродетели, гонитель невинных. Уступи, нечестивейший, место Христу, в Котором ничего не обретается от дел твоих, Который низверг тебя, Который разрушил царство твое, Который заковал тебя, побежденного, в цепи, и разбил сосуды твои, Который бросил тебя в тьму внешнюю, где ты и рабы твои будете заключены до конца дней своих. Как смеешь ты сопротивляться? Как смеешь ты так легкомысленно отказываться? Повинен ты перед Богом Всемогущим, чьи уставы нарушил. Повинен ты перед Сыном Его, Господом нашим Иисусом Христом, Которого ты дерзнул искушать и осмелился распять. Повинен ты перед родом человеческим, который ты отравил смертельным ядом своих убеждений и склоняешь ко злу.
Тогда-то это и произошло. То, что никогда более, за всю долгую «карьеру» экзорциста, не повторится в моей жизни.
Одержимый вдруг вытянулся, будто поваленное дерево.
И взлетел.
Он поднялся горизонтально над спинкой стула не меньше чем на полметра и, недвижимый, подвешенный в воздухе, оставался таковым в течение нескольких минут. Падре Массимилиано отступил. Я же остался на месте, крепко держа распятие в одной руке, требник – в другой. Помня о палантине, я подхватил его за край и позволил ему коснуться тела одержимого.
Он не шевельнулся. Молчал. Тогда я попробовал нанести еще один удар.
– Выйди из этого человека. Трудно тебе идти против рожна[33]
. Чем дольше ты медлишь с уходом, тем больше увеличивается твоя вечная мука, потому что презираешь ты не людей, но Властвующего над живыми и мертвыми, Который придетИзыди, безбожник. Изыди, злодей. Изыди со всем свои коварством, ибо Бог пожелал, чтобы человек был храмом Его. Зачем оставаться здесь дольше? Воздай славу Богу Отцу Всемогущему, пред Которым должно преклониться каждое колено.
Уступи место Господу нашему Иисусу Христу, Который ради человека пролил Свою пречестную кровь. Дай место Святому Духу, чрез своего блаженного апостола Петра явственно Победившему тебя в Симоне-Волхве, Осудившему обман твой в супругах Анании и Сапфире, Убившему тебя в царе Ироде, который сам отказался воздать честь Богу; чрез апостола Павла поразившему тебя мраком слепоты в волхве Елиме, Вытеснившему тебя из Пифии, повелев Словом. Изыди, изыди, соблазнитель. Жилище твое – пустыня, жилище твое – змий. Смирись и пади ниц. Отсрочек больше нет. Ибо скоро Явление Господа-Вседержителя: и огонь будет гореть пред ним, и пойдет пред ним, и испепелит врагов Его. Если ты и можешь обмануть человека, ты не сможешь насмехаться над Богом. Он изгоняет тебя – Тот, от глаз Которого ничего не сокрыто. Он изгоняет тебя – Тот, Чьей силе подчинено все вокруг. Он запирает тебя – Тот, что предуготовил тебе и ангелам твоим геенну огненную. Тот, изо рта Которого выходит острый меч. Тот, Кто придет судить живых и мертвых и мир огнем. Аминь.
Стук приветствовал мое «Аминь». Одержимый упал на стул и начал раскачиваться, бормоча слова, которых я не понимал, – пока не сказал по-английски:
– Я выйду двадцать первого июня в пятнадцать часов. Двадцать первого июня. В пятнадцать часов.
Он посмотрел на меня: теперь его глаза были глазами бедного фермера, полными слез, и я, понимая, что он пришел в себя, обнял его, шепча:
– Это скоро закончится.
Я решил проводить обряды экзорцизма каждую неделю.
И это происходило снова и снова. Когда пришла неделя с двадцать первым числом указанного месяца, я отпустил фермера. Я не хотел вмешиваться в течение того дня, о котором мне рассказал Люцифер. Я знал, что не должен был доверять ему, но иногда дьявол не способен лгать.
Через неделю после 21 июня я позвал его снова.
Он прибыл, как и всегда, в сопровождении падре Массимилиано и переводчика, на первый взгляд – безмятежный, как погожий летний полдень. Я начал обряд, но он оставался спокойным и тихим, почти ясным. Я окропил его святою водой – но никакой реакции не последовало. Я попросил его прочесть со мною «Аве Мария» – и он прочел, не забившись в припадке. Еще попросил рассказать его, что произошло в тот день, когда Люцифер должен был выйти из него.
И он сказал:
– Я один пошел на работу в поле – как и каждый день. В первой половине дня я решил покататься на тракторе. В пятнадцать часов мне вдруг захотелось очень громко кричать, и, кажется, я издал ужасающий крик. В конце его я почувствовал себя
Этого не повторится: никогда более мне не удастся освободить одержимого всего за пять месяцев. Настоящее