Экзорцист Ватикана. Более 160 000 сеансов изгнания дьявола

– Что говорят врачи?

– Врачи говорят, что у него глубокая депрессия. Его накачивают лекарствами, но у него не наблюдается никаких улучшений.

Я подошел к Симоне и посадил его на стул посреди комнаты. Попросил его отца отодвинуться.

Надел палантин, взял святую воду, масло и – начал обряд.

Симоне держал голову опущенной. Он никак не реагировал: он молчал и даже не смотрел на меня.

Я продолжал обряд не менее получаса. Ничего.

Я сказал отцу Симоне:

– Мне кажется, ваш сын не одержим дьяволом. Но если хотите, можете вернуться на следующей неделе. Попробуем провести обряд во второй раз – и сделаем выводы.

И они вернулись.

Я заставил их сесть и начал с того места, где мы остановились в прошлый раз. Я старался произносить более сильные латинские фразы, несколько раз осенял Симоне крестным знамением, окроплял его святой водой. Ничего. Никакой реакции, полная тишина.

Я уже хотел отпустить их обоих, когда с губ Симоне сорвался тонкий, едва уловимый для человеческого уха стон. Он что-то говорил, не прерываясь. Я молчал, молчал даже его отец.

Бормотание длилось минут пять, пока Симоне, даже не вдыхая, вновь не застонал:

– М-м-м…

– Кто ты? – спросил я. – Отвечай: кто ты?

Симоне ничего не ответил мне, пусть и продолжил неразборчиво ворчать.

Поэтому я начал на него давить:

– Говори, во имя Иисуса Христа! Говори и скажи мне, кто ты!

Через некоторое время Симоне поднял голову, и его взгляд пронзил меня насквозь: я вдруг почувствовал, как его боль приближается ко мне, что его боль – это нечто живое, стремящееся проникнуть в самую мою суть.

Но я твердо стоял на ногах. Я противопоставил его мощи силу распятия.

– Это я повелеваю, я здесь главный, нечистый дух! Поговори со мною. Кто ты?

Но Симоне, прекратив бормотать, снова опустил голову – вернулся в прежнее состояние тихой отстраненной меланхолии.

Я вынужден был вновь закончить обряд и сказать им, чтобы они вместе вернулись ко мне через неделю.

Симоне не издавал ничего, кроме стонов, в течение пяти лет. Длинные стоны перемежались иногда полными ненависти взглядами, направленными на меня.

Это в самом деле был один из самых сложных случаев одержимости, с каким мне пришлось столкнуться. Не потому, что дьявол ни разу не заговорил со мною, но потому, что каждый его взгляд был ударом в сердце. Экзорцист далеко не всегда остается целым и невредимым после обряда. Это битва,

и, как и во всех битвах, вас могут ранить. Симоне нанес мне много ран. Невидимых, но настоящих.

Я так и не смог понять, почему Симоне был одержим, не смог понять, с чего началась его одержимость. Я знал только, что после долгих, очень жестоких обрядов, когда дьявол внутри него только и делал, что стонал, Симоне однажды удалось освободиться. Необъяснимым образом дьявол исчез.

Пусть он и ни разу не заговорил со мною, это стало для меня тяжелейшим испытанием. Бороться с дьяволом, которому удается хранить молчание, несмотря на многократно повторяющиеся приказы, очень сложно. Это значит, что его присутствие в теле человека сильно, и корни его глубоки.

Дьявол, овладевший Симоне, своею твердостью и по степени укоренения в теле напомнил мне того, что изгонялся под Пьяченцей в 1920 году. Та битва тоже была долгой и с каждым годом становилась все более ужасной.

Падре Пьер Паоло, опустив голову, шел в свою келью, чтобы попытаться отдохнуть. Падре Джустино выглядел чуть свежее. И это понятно – ведь основные усилия по проведению обряда выпали на долю его брата. Падре Джустино коротко отчитался о том, что случилось, перед другими монахами, а затем сказал:

– Если вам нужна иллюстрация того, с чем мы столкнулись, перечтите Блаженного Августина[51]. Августин говорит, что первым наказанием за первородный грех была смерть. Нравственная смерть для жизни в благодати и смерть физическая. Что ж, смерть дарует Дьяволу своего рода власть над нами. Он имеет на это полное право, и предание падшего человечества нечистой силе абсолютно справедливо. Грехопадением хотели Бога изгнать из человеческого сердца? Что же, он отступил – и дьявол взял верх. Он может делать с разложившимися натурами все, что ему заблагорассудится, – разумеется, в тех пределах, что определены Божественным порядком. Этим объясняется огромное количество одержимых, которые еще существуют в языческом мире. Сам Иисус встречал их на своем пути великое множество. Иисус в самом деле пришел, чтобы бороться и искоренить царство дьявола в мире. Бог стал человеком, чтобы сражаться с Сатаною.