Экзорцисты

Шли дни, и мы жили двумя жизнями: в одной Абигейл и я были лишенными тел голосами, разговаривающими в темноте через стену между нашими спальнями. Мы избегали трудных тем. Абигейл научила меня предполетному ритуалу, который проводила ее мама, и я повторяла его для нее каждый день перед сном – нечто вроде молитвы. И еще была вторая жизнь, которой мы жили днем. Абигейл больше не боялась ходить в подвал, она спускалась туда и проводила там долгие часы, разучивая слова своего выступления вместе с отцом. Он сказал ей, что она должна будет подняться на сцену и рассказать свою историю. Однако она хотела, чтобы он заранее проверил и одобрил каждое ее слово и каждый жест.

А потом, как и предсказывала мама, лето закончилось и начались занятия в школе. До публикации книги оставалось несколько недель, и, хотя отец потребовал, чтобы репортер прислал нам экземпляр, Хикин так и не появился. Между тем отец и мама продолжали читать лекции, Абигейл присоединялась к ним на сцене, и, если верить отцу, они имели большой успех. Я ждала в фойе, как делали мы с Роуз, листала страницы старого издания «Джейн Эйр», перечитывала слова, которые подчеркнула много лет назад, и не всегда понимала, что меня в них привлекло.

Восьмой класс я ждала с нетерпением, последний перед переходом в старшую школу. Но с самого первого дня, как только я переступила порог школы и увидела учителей, Гретхен и Элизабет, которые уже никогда не станут прежними после публикации статьи в газете, я почувствовала, что этот год нужно попросту пережить.

Я очень ждала визита к Роуз, ведь девяносто дней подходили к концу. Мама сказала, что мы отправимся в школу Святой Иулии в первые выходные после начала занятий. Никто не упоминал о том, чтобы записать в школу Абигейл, как она надеялась. Она лишь провожала меня каждый день до остановки – босая, – а потом встречала, когда я возвращалась домой.

Через несколько дней после начала занятий я вышла из автобуса и обнаружила, что она, как всегда, меня ждет. Еще до того, как я заметила свежие царапины и синяки на ее ногах, я уловила, что выражение ее лица изменилось, глаза слегка остекленели и стали отрешенными. Когда автобус поехал прочь, Абигейл заговорила, но совсем не тем безмятежным голосом, к которому я привыкла.

– Давай не пойдем домой сразу, ладно?

– Хорошо, но почему?

– Твои родители. В доме кое-кто появился.

– Твой отец? – спросила я, чувствуя, что в моем голосе появилось неизбежное облегчение. – Он наконец вернулся?

– Нет, – ответила она. – Пока нет. Но именно об этом я хочу с тобой поговорить. Твоя мама сказала, что он может приехать за мной в самое ближайшее время.

Она пошла в сторону от дома, и я двинулась за ней. Вскоре она привела меня к фундаменту, где мы с Роуз играли в строительство воображаемых домов. Осыпающиеся бетонные ступеньки, изогнутая арматура, упавшее в лужу дерево – я посмотрела вниз, пытаясь увидеть там нас с Роуз.

Хотя Абигейл была босой, она начала спускаться вниз по ступенькам. Я забеспокоилась, что она порежет ноги, но Абигейл никогда не носила носки или туфли, поэтому не обращала внимания на то, что у нее под ногами. Когда мы оказались внизу, девочка взяла камушек и начала писать им на стене, как делали мы с Роуз пастельными мелками.

Она нарисовала X и Y – на некотором расстоянии друг от друга. Буквы походили на диковинный рисунок, который я видела на боку фургона в тот день, когда они к нам приехали, странное безголовое животное с бесконечным развевающимся хвостом.

– Если хочешь заняться алгеброй, – сказала я, стараясь пошутить и глядя на нее сверху низ, – то у меня полно домашних заданий в портфеле. Могу тебе все отдать.

– Это вовсе не алгебра, – серьезно сказала Абигейл.

– Тогда что? – спросила я, глядя на наш дом и начиная испытывать нетерпение.

– Это больше похоже на урок географии. Урок, который ты мне сейчас должна дать. – Она помолчала и посмотрела на меня. Однако я продолжала поглядывать в сторону дома, пока Абигейл не заговорила снова: – Если я в X, иными словами в Дандалке, но хочу быть в Y, а это железнодорожный вокзал в Балтиморе, как мне лучше туда попасть?

Мне было странно вести такой серьезный разговор при дневном свете, а не через стену спальни.

– Спроси у моих родителей. Они…

– Они отказались мне сказать, Сильви. Они хотят, чтобы я оставалось здесь до тех пор, пока за мной не приедет отец. Но я не могу этого допустить. Больше никогда.

Тут я посмотрела на нее и на X и Y на серой стене.

– Куда ты собираешься поехать? – спросила я наконец.

– У моей матери была подруга – симпатичная леди, которая ушла из миссии до нас. Они все это время переписывались. Я помню, как ее зовут и куда она переехала.

– И куда же?

– Я тебе не скажу, Сильви. Когда я уйду, ты решишь, что должна сказать родителям правду.

Конечно, она была права, но я удивилась, что она так хорошо меня знает. Я всегда давала родителям те ответы, которые они хотели услышать.

– И что ты будешь делать, если найдешь подругу своей мамы?

– Она поможет мне отыскать маму.

Мы немного постояли, глядя на X и Y.