El creador en su laberinto

Понятия не имею, что теперь будет. Ебучая сова наверняка стоит под дверью квартиры. Они уже не оставят меня в покое. ¡Ayudame!

Генерал из Кемерова

Я затормозил перед шлагбаумом. Надавил на кнопку: стекло с лёгким жужжанием опустилось. Пластиковое окошко будки сторожа-консьержа оказалось прямо перед лицом — как в «Мак-Авто».

Наш дачный посёлок огорожен совсем символически, от людей со стороны его не стерегут. Но абы какие машины внутрь всё-таки не пускают. Это далеко не простые дачи. Ещё в советское время тут было место силы: высокие партийные чины, большие звёзды на погонах, лучшие умы. Прошло почти три десятка лет, как кончился Союз, но здесь по-прежнему всё не просто так.

В будке сидел непрезентабельный старик, типичный житель соседней деревни: она буквально за поворотом, рукой подать. Новенькая брендированная спецовка, пожелтевшие усы, за спиной —портрет Ленина.

— Доброе утро!

Реликт. Показалось, будто я этого старика даже помню. Возможно, сидит тут ещё с советских лет: сторожку ему перестроили, спецодежду выдали, а портрет на стене остался.

— Доброе… Фамилиё?

— Глаф.

Он опустил глаза, что-то забурчал под нос. Искал фамилию в списке, шевеля седыми бровями.

— Нетути никакого Графа!

Я вздохнул. Как всегда! Я ужасно картавлю, конечно, но фамилия действительно именно такая.

— Не Граф, а Глаф. — прозвучало, наверное, почти одинаково. — В.И. Глаф.

— Ааа… Вэ И Глаф… ну то да, то да… Владимир Ильич, штоль?

Старик булькнул так, словно это было очень остроумно. Ну-ну, Владимир Ильич… Нет, о славный страж врат: Владимиры Ильичи на новых BMW не ездят. Даже на прокатных, как в моём случае.

— Вольф Исаакович.

Сторож посмотрел на меня, словно на жертву Холокоста. О, сейчас будет очередная уморительная шутка о моём имени!

— Сурово батька с тобой…

— Я сын Исаака Давидовича.

Кажется, ему стало неловко.

— Кофмана, штоль?

— Кофмана.

Да, фамилия у меня другая: так уж вышло. Лучше не спрашивайте. Давно уже мало кто в уважаемой семье хотел иметь со мной что-то общее, включая фамилию.

— Ааа, ну так бы и сказал… я, кажись, тебя помню, мальцом ищо. Как профессор?

— Стар и здоров. Можно ехать?

Шлагбаум поднялся. Я уже хотел переключить коробку в «драйв», но заметил наклейку на стекле будки. QR-код, а что написано?.. Ммм. Нечто новенькое: приложение навроде локального мессенджера, для общения дачников. Подумалось, что оно пригодится. Я навёл камеру на код, разрешил загрузку — ещё даже не представляя, насколько это важное решение. А потом въехал в посёлок.

***

Территория большая, густо засаженная соснами и елями — дома мало что начинаются через несколько сот метров, так их ещё и не видно от ворот. Словно в лес въезжаешь. Первого строения, которое бросилось в глаза, тут раньше точно не было: новый дом на пригорке, в ужасающе безвкусном стиле «под замок». Вы знаете: с остроконечной башенкой и высокими, узкими окнами. Неописуемая мерзость. Такое строили в девяностые люди, считавшие малиновый пиджак ровней королевской мантии.

Правда, тем домам полагался ещё трёхметровый глухой забор, а здесь имелась только невысокая белая оградка, как в Америке. Не то чтобы это сильно облагораживало строение, оскорблявшее моё чувство прекрасного, но отчасти извиняло.

На участке перед домом я заметил красивую женщину.

Слово «женщина» употреблено не случайно. Это была, конечно, совсем уже не девушка — ясно даже издалека и на ходу. Безусловно, дама в годах. Может, постарше меня самого. Но и слово «красивая» я тоже употребил не просто так.

Почему-то возникло убеждение, что в молодости она носила длинные волосы, но не теперь. И рыжий цвет даже издали не казался натуральным, но какая разница? На те мгновения, пока я проезжал мимо, дама завладела всем моим вниманием. И мыслями ещё на пару минут.

Потом я про неё забыл.

Поковырялся ключом в навесном замке, не без труда отворил ворота из крашеной в зелёный сетки-рабицы. Загнал машину на участок и пошёл к дому, стоящему в глубине.

Раньше всё кругом было усажено цветами. Каких только не росло: бабушка увлекались ими не на шутку. Впрочем, овощами и ягодами тоже. Дедушкина «Волга» извечно стонала под грузом рассады, позже отцовский «рубль-сорок» тоже мучился, как пленные немцы. Но бабушка давно уже не ездила на дачу.

Она вообще никуда не ездила с тех пор, как заколотили и погребли.

Так что многочисленные грядки опустели. От былой роскоши остались тянущиеся по участку кусты малины, смородины и крыжовника. Смотрелись они теперь диковато, подчёркивая весь этот советский декаданс. Крапива и высокие сорняки вплотную подступили к потрёпанной бытовке, где бабушка когда-то закатывала банки с консервами. Под конец лета она оттуда почти не показывалась — столько выходило работы. Хорошее хобби для доцента МГУ.

А вот большой дом почти не изменился. Разве что уже не выглядел таким большим, как в детстве.