— Надо же, — пробормотал он, обнажив клинок. Старик Бастион умел ковать мечи, но этот… — Он прекрасен. Не знал, что вы…
— Не я. Эта сталь из Делгоса. — Кузнец снял большую перчатку и вытер ею лоб. — Большую часть металла, а также многие мечи, мы получаем из Трента. Паршивое горное дерьмо. В основном железо. Не держат заточку и щербятся от любого удара. Трентским кузнецам наплевать, они лишь выполняют норму. Их оплата не зависит от качества. Однако в Делгосе оружейники могут продавать оружие на открытом рынке. Поэтому на него стоит потратить время. Заготовка для лезвия, которое ты держишь, подверглась полудюжине сложений. Оно тверже и острее всего, что могу сделать я. Сможешь им бриться, когда отрастишь волосы на лице. Этот клинок приобрели по особому случаю.
— Тогда зачем вы отдаете его мне?
— Затем, что мне так велели.
— Кто?
— Принц Алрик.
— Принц? А он сказал почему?
— Нет.
— А вы спрашивали?
Бастион кинул на Рубена странный взгляд.
— У принцев не спрашивают, парень. Он велит отдать тебе этот меч — и я отдаю. И на твоем месте я бы не стал никому хвастаться. О таких милостях лучше помалкивать, иначе люди начнут завидовать, а хорошая взбучка — скверное начало новой карьеры. Будь с ним аккуратней. Я не шутил, когда говорил, что он острый, как проклятая бритва.
Рубен убрал меч в ножны, оценив звук, который издал клинок.
Почти все.
Быстро свернув направо, чтобы обогнуть большие залы, он чуть не врезался в Аристу Эссендон. Та испуганно вскрикнула и отшатнулась — рука прижата к груди, глаза широко распахнуты. Новый наряд Рубена сделал его неуклюжим. Он замешкался всего на полсекунды, но этого хватило, чтобы показаться — или, по крайней мере, почувствовать себя — глупым.
— Мы постоянно друг в друга врезаемся, верно? — произнесла Ариста мягким голосом, прекрасным, как птичье пение.
— Простите. — Он поклонился и торопливо добавил: — Ваше высочество.
Она покосилась на шлем в его руках.
— Обед?
Он посмотрел на яблоко, мясо и сыр, которые спрятал внутрь.
— Э-э… да, вроде того.
— Хорошего тебе дня, — пожелала принцесса, но не сдвинулась с места.
Рубену потребовалась целая секунда, чтобы догадаться, что он не дает ей пройти, и поспешно отступить в сторону.
Чувствуя себя полным дураком, он смотрел ей вслед. Почему в ее присутствии он вечно делает глупости? Его желудок сжался, а плечи опустились: Рубен признался себе, что его неуклюжесть не имеет никакого значения. Она была принцессой, и его мечты никогда не сбудутся. Она выйдет замуж за принца, герцога или короля, а он будет смотреть, как она уезжает. Ариста проедет ворота, махая рукой из окна кареты, и никто ее больше не увидит — он уж точно. Рубен всегда знал, что она не для него. Во всех своих грезах он ни разу не представлял, как прикасается к ней, кроме того момента, когда будет передавать ей кружку с водой у колодца и их пальцы случайно встретятся. Мысль о том, чтобы поцеловать ее, казалась слишком абсурдной даже для мечты. Он хотел лишь совершить что-то достойное, чтобы принцесса заметила его, чтобы обернулась при расставании, и ее лицо говорило: «Ах, если бы он был благородным». Рубен не думал, что просит многого: один-единственный момент признания, мгновение, когда она обернется, и он поймет, что на кратчайший миг принцесса видела его таким же, как он ее. Он был готов молча страдать до конца жизни, зная, что она действительно разглядела его и, быть может, почувствовала к нему то же, что он к ней.
Вновь ощущая себя так, словно ему в сердце вонзили кинжал, Рубен преодолел остаток пути коридорами для слуг. Взял лампу, спустился по лестнице и вошел в темницу замка. Она пустовала. Сюда редко сажали узников, а если и сажали, то ненадолго. В Медфорде правосудие вершилось быстро. Ворам отрубали нужное число пальцев или рук. Должников били. Убийц вешали. Шпионов разрывали на куски, а изменников четвертовали. Темница была всего лишь перевалочным пунктом перед казнью, и в последнее время лорд верховный констебль с этим не затягивал. Что делало темницу прекрасным местом для уединения.