Элегантность ёжика

Может быть, это чувство наготы? Когда с тела сброшены все одежки, а ум еще отягощают какие-то громоздкие украшения. Приглашение месье Одзу вызвало во мне это ощущение наготы, безоружной наготы одиночества, белые хлопья закружились вокруг меня, и сладко обожгло душу.

Я долго глядела на него.

И бросилась в черный, глубокий, ледяной и манящий омут вне времени.

4. Паутина

– За что, за что мне такое, скажите, бога ради! – взывала я к Мануэле вечером того же дня.

– Как за что? – сказала Мануэла. – Это же очень хорошо.

– Да вы смеетесь! – простонала я.

– Давайте-ка лучше перейдем к делу. Вам нельзя идти в таком виде. Прическа никуда не годится. – Мануэла окинула меня взглядом эксперта.

Если б вы знали, что такое хорошая прическа в представлении Мануэлы! Хоть душой она аристократка, но шевелюрой плебейка. Волосы надо накрутить, начесать, распушить, побрызгать чем-то липким, как паутина, – прическа сооружается так и никак иначе.

– Я схожу в парикмахерскую, – пообещала я, не вступая в дискуссию.

Мануэла посмотрела на меня подозрительно и спросила:

– А что вы наденете?

Кроме повседневных платьев, точно таких, как положено носить консьержке, у меня есть только насквозь пронафталиненное, похожее на взбитые сливки свадебное платье да мрачный черный балахон, который я напяливаю в тех редких случаях, когда меня зовут на похороны.

– Ну, надену черное платье.

– Траурное? – ужаснулась Мануэла.

– Другого у меня нет.

– Значит, надо купить.

– Это же просто ужин.

– Конечно! – В Мануэле проснулась ревностная дуэнья. – Но вы идете ужинать в гостях. Разве по такому случаю не надо одеться понаряднее?

5. Рюшечки и кружавчики

Первое затруднение: где купить платье? Обычно всю одежду, включая носки, трусы и теплые трико, я выписываю по каталогам на дом. Одна мысль о том, чтобы примерять под взглядом какой-нибудь анорексичной девицы наряды, которые на мне будут висеть мешком, всегда гнала меня от дверей магазинов. К несчастью, времени так мало, что доставить заказ мне не успеют.

Но: имей одну-единственную подругу, только умей правильно ее выбрать.

На другое утро Мануэла влетела в привратницкую.

В руках у нее одежный чехол, который она протянула мне с победной улыбкой.

Мануэла на добрых пятнадцать сантиметров выше и на десять килограммов легче, чем я. Единственная женщина в ее семействе примерно одного со мной сложения – это ее свекровь, суровая Амалия, которая почему-то обожает всякие рюшечки и кружавчики, хотя всякое легкомыслие чуждо ее натуре. А португальские оборки тяготеют к стилю рококо: ни фантазии, ни воздушности, лишь бы накрутить всего побольше, так что платья напоминают гипюровые комбинашки, а самая простая блузка разукрашена многоярусными фестончиками.

Теперь вы понимаете, почему мне стало не по себе. Чего доброго, этот ужин, о котором я думаю как о наказании Господнем, еще и обернется водевилем.

– Вы будете похожи на кинозвезду, – заметила Мануэла, но, сжалившись надо мной, добавила: – Да я шучу!

И вытащила из чехла бежевое платье без всяких излишеств.

– Откуда вы это взяли? – спросила я, разглядывая его.

По виду размер подходящий. Платье, опять-таки судя по виду, дорогое, простого покроя, из тонкой плотной шерсти, с отложным воротником, спереди на пуговицах. Очень строгое и элегантное. Такие носит мадам де Брольи.

– Я сходила вчера к Марии, – объяснила Мануэла, так и сияя от радости.

Мария – это портниха-португалка, она живет по соседству с моей спасительницей. И они не просто соотечественницы, а вместе выросли в Фаро, вышли замуж за двоих из семи братьев Лопес, обе поехали с мужьями во Францию и исхитрились там родить детей почти одновременно, с разницей в пару недель. У них даже кошка общая и общая любовь к изысканным сладостям.

– Вы хотите сказать, что это чужое платье?

– Ну да, – ответила Мануэла, слегка скривившись. – Но его никто не потребует. Заказчица на той неделе скончалась. А пока ее родственники сообразят, что готовое платье ждет у портнихи… вы успеете десять раз поужинать с месье Одзу.

– Это платье покойницы? – спросила я с ужасом. – Но я не могу его надеть!

– Почему это? – спросила Мануэла, удивленно подняв брови. – Так даже лучше, чем если бы она была жива. Представьте себе, что вы поставили пятно. Пришлось бы сдавать в чистку, искать оправдания, целая морока.

В прагматизме Мануэлы есть что-то космическое. Может быть, если бы я его усвоила, это придало бы мне уверенности, что смерть – сущие пустяки.

– Я не могу из моральных соображений, мне это претит.

– Из моральных? – Мануэла выговорила это слово чуть ли не с отвращением. – При чем тут мораль? Вы что, крадете? Или делаете что-то плохое?

– Это чужая вещь. Я не могу ее присвоить.

– Но та женщина умерла! И взять платье на один вечер не значит украсть.

Когда Мануэла берется толковать семантические тонкости, с ней не поспоришь.

– Мария говорит, что она была очень добрая. Отдала ей несколько своих платьев и отличное пальто из альпапа. Сама располнела, они на нее уже не лезли, вот она и сказала Марии: может, вам пригодятся? Видите, какая хорошая женщина.