Элегии и малые поэмы

        Ты ль поколеблешься сжечь строки солгавшей любви?

        Если возможно, сожги заодно восковые таблички:

        Истинной гибелью воск для Лаодамии был.[302]

725 Часто наводят тоску места, где вы были, где спали;

        Этих свидетельских мест тоже избегнуть умей.

        «Здесь мы были вдвоем, здесь легли на желанное ложе,

        Здесь подарила она самую сладкую ночь».

        Воспоминаньем любовь бередит незажившие раны,

730 А обессилевших гнет самая малая боль.

        Полупогаснувший прах оживает, почувствовав серу,

        И неприметный огонь ярким встает языком, —

        Так, если прежнюю страсть обновить неумелым намеком,

        Вновь запылает пожар там, где не тлело ничто.

735 Счастлив аргивский моряк обойти Кафарейские скалы,[303]

        Где в разожженных кострах кроется старцева месть;

        Рад в осторожном пути не встретить Нисову Сциллу —

        Не возвращайся и ты к месту минувших отрад.

        В них для тебя — и сиртская мель, и эпирские рифы,

740 В них поглощенную зыбь крутит Харибдина пасть.

        Есть облегченье и в том, к чему не понудишь советом,

        Но коли выйдет судьба — сам же окажешься рад.

        Если бы Федра жила в нищете, не пришлось бы Нептуну

        Слать против внука быка, робких пугая коней:

745 Кноссянка,[304] роскошь забыв, забыла бы грешные страсти —

        Лишь на приволье богатств любит гнездиться любовь.

        Кто захотел бы Гекалу и кто бы польстился на Ира?[305]

        Бедная с нищим, они впрямь никому не нужны.

        Нет у бедности средств питать любовную похоть —

750 Только решишься ли ты ради того обеднеть?

        Ну, так решись не тешить себя хотя бы театром,

        Если из сердца избыть дочиста хочешь любовь!

        Истаивает душа от кифары, от флейты, от лиры,

        От голосов и от рук, плещущих в мерном ладу;

755 Там представляет плясун любовников древних сказаний

        И мановеньем своим радость внушает, и страх.

        Даже — больно сказать! — не трогай любовных поэтов!

        (Видишь, я у тебя сам отнимаю мой дар.)

        Ведь Каллимах Амуру не враг — так забудь Каллимаха,

760 А заодно позабыт будет и косский поэт.

        Песни Сафо помогли мне когда-то с любовницей спеться,

        Легкий вложила мне нрав песня теосской струны.

        Можно ли с мирной душой читать сочиненья Тибулла

        Или твои, для кого Кинфия музой была?

765 Можно ли Галла прочесть, и встать, и уйти хладнокровно?

        Вот таковы и мои кое-какие стихи.

        Ежели верно гласит Аполлон, направитель поэтов,

        Ревность к сопернику в нас — худшей начало беды.

        Ты позаботься о том, чтоб соперника сердце не знало,

770 Думай, что с милой никто не разделяет постель.

        Из-за того и Орест сильней полюбил Гермиону,

        Что оказалась она нового мужа женой.

        А Менелай? Покинув жену для дальнего Крита,

        Ты не скучал без нее, не торопился назад.

775 Только тогда оказалось, что жить без нее ты не можешь,

        Как ее выкрал Парис: вот кто зажег твою страсть!

        Плакал Ахилл потому, лишившись своей Брисеиды,

        Что в Плисфенийский шатер ласки она понесла.[306]

        И не напрасно он плакал; не мог упустить Агамемнон

780 То, что мог упустить разве что жалкий лентяй.

        Я бы не стал упускать, а я не умнее Атрида!

        Сеянный ревностью плод слаще любого плода.

        Пусть и поклялся Атрид, что он ее пальцем не тронул, —

        Клялся жезлом он, но жезл — это не имя богов.

785 Боги тебе да позволят пройти мимо милого дома,

        Да подадут тебе сил, чтоб не ступить на порог!

        Сможешь, лишь захоти! Достанет и силы и воли,

        Шагу прибавит нога, шпора ужалит коня.

        Думай, что там за порогом сирены, что там лотофаги,

790 И чтоб быстрее проплыть, к веслам прибавь паруса.

        Даже того, кто соперником был для тебя ненавистным,

        Я умоляю тебя, больше врагом не считай:

        Превозмоги неприязнь, приветь его, встреть поцелуем;

        Если сумеешь, то знай: ты исцелен до конца.

795 Мне остается сказать, что в пище полезно, что вредно,

        Чтоб ни одну не забыть часть моего врачевства.

        Ни апулийский чеснок, ни ливийский, ни даже мегарский

        Не хороши для тебя: если пришлют, то не ешь.

        Также не ешь и капусту, будящую зуд похотливый,

800 И остальное, что нас к играм Венеры влечет.

        Горькая рута нужней (от нее обостряется зренье)

        И остальное, что нас прочь от Венеры ведет.

        Хочешь узнать и о том, принимать ли дарения Вакха?

        Дам я и этот совет в очень немногих словах.

805 Если умеренно пить, то вино побуждает к Венере,

        А от избытка вина тупо мертвеет душа.

        Ветер питает огонь и ветер его угашает:

        Легкий порыв оживит, сильный — задушит огонь.

        Или не пей, или пей до конца, чтоб забыть все заботы:

810 Все, что меж тем и другим, что посредине, — вредит.

        Труд завершен, — увенчайте цветами усталые мачты!

        К пристани встал мой корабль, к той, куда правил я путь.

        Скоро святой ваш поэт, несущий целение в песне,

        Женских даров и мужских примет обетную дань.[307]

ФАСТЫ

Книга первая

        Смену времен и круговорот латинского года

        Я объясню, и заход и восхожденье светил.

        Ты же радушно прими стихи мои, Цезарь Германик,

        Мой по прямому пути робкий направя корабль.

5     Не отвергай моего ничтожного ты приношенья,

        Но, хоть и скромен мой дар, будь благосклонен к нему,

        Здесь ты увидишь и то, что извлек я из древних сказаний,

        Здесь ты прочтешь и о том, чем каждый день знаменит.

        Здесь ты преданья найдешь о домашних праздниках ваших,

10   Часто прочтешь об отце, часто о деде своем.