Эльфийские камни Шаннары

— Держись, чужеземец! Сейчас эта черная мерзость увидит настоящий огонь. Который уж жжется так жжется!

С безумным воем старик швырнул пригоршню каких-то кристаллов в самую гущу мордов. Камни сверкнули, точно кусочки вулканического стекла, рассыпаясь среди черных фигур и сгустков алого пламени. Тут же они взорвались, и поток ослепительного белого огня взметнулся к небу. Грохот, подобный раскатам грома, прокатился по скалам — целый виток Круха рассыпался в пыль и обрушился вниз, увлекая с собой призраков-мордов.

— Горите теперь, черные твари! — ликующе завопил Коглин.

Но разделаться с черными странниками было не так-то просто. Словно темные тени, восстали они в клубах дыма и каменном крошеве, из скрюченных пальцев лился алый огонь. Пламя охватило Коглина, он закричал и пропал в ревущем огне. Плотным кольцом пламя мордов окружило Рона и Кимбер, черные странники бросились на них. Выкрикивая боевой клич своих предков, горец вонзил черный меч наугад — в самую гущу врагов. В то же мгновение два морда рассыпались пеплом, но остальные наступали. И вот когтистые пальцы сомкнулись на черном клинке и потянули его к себе… А потом морды были уже повсюду.

Измученная постоянным напряжением мощного потока магической силы, переполняющей ее тело, сбитая с толку противоречивыми чувствами, что терзали ее, буквально разрывая на части, Брин застыла у каменного алтаря, прижимая к себе Идальч. Зал погрузился в полумрак, пыльная дымка заволокла все кругом. И эта тварь была еще здесь, насмехалась над ней, дразнила — тварь, принявшая облик Джайра, ее брата. Брин горела теперь только одним желанием: скорее найти ее и уничтожить, но, похоже, она не могла этого сделать. Сила, что бурлила внутри, была незавершенной, будто два потока текли совсем рядом, но никак не хотели слиться в один — неукротимый, великий лоток. Брин ведь уже понимала: она с Идальч — одно. Вот и голос шептал об этом — о силе, принадлежащей им обеим. Почему же тогда ей, Брин, так трудно нести в себе эту силу?

«Ты борешься с ней, дитя Тьмы. Ты еще сопротивляешься. Откройся, отдайся ей».

Воздух как будто взорвался вокруг, магическая сила этой зловредной неуловимой твари пронзила и мрак, и завесу пыли, и дюжины образов брата переполнили зал. Везде, куда ни глянь, возникали эти обманные образы, скользили сквозь мглистую дымку к возвышению и звали. Звали ее по имени. Брин невольно попятилась.

«Джайр! Ты действительно здесь? Джайр?..»

«Все они — зло, дитя Тьмы. Уничтожь их. Уничтожь».

И, покорная голосу Идальч, — хотя что-то в глубине души шевельнулось, предостерегая: «Это неправильно, совершенно неправильно!» — Брин, точно кнутом, хлестнула по образам своей силой. Песнь желаний разлилась по залу. Один за другим таяли призрачные образы. И это было так, словно она каждый раз убивала Джайра. Призрак за призраком, смерть за смертью. Но образы все-таки подступали, еще не разрушенные, — смыкались, закрывая бреши, тянулись к ней, прикасались…

А потом она закричала. Ее обнимали руки, живые и теплые руки из плоти и крови. Джайр был рядом. Касался ее, прижимал к себе. Настоящий, не призрачный, Джайр. Живой человек. И он говорил с ней сквозь музыку песни желаний. Вихрь видений промчался в сознании Брин: вот они, брат с сестрой, совсем еще маленькие дети… А вот они уже повзрослели… Все, что было в их жизни, пронеслось теперь перед мысленным взором Брин чередой ярких образов. Тенистый Дол — маленькая деревенька среди лесов. Деревянные домики, каменные, просто хижины, крытые золотистой соломой… Вечер. Люди собрались вместе за ужином. Семьи, друзья… Тихие радости дружеского общения, когда все так спокойно, хорошо. Мягкий свет свечей и масляных ламп на постоялом дворе Омсфордов — зал наполнен смехом и приглушенным гулом беседы… Их дом, темный сад. Осенние краски приглушены бледным светом вечерних сумерек… Строгое лицо отца, его добрая улыбка. Мама гладит Брин по щеке. Рон Лих. Все ее друзья. И еще… Все, что было отнято у Брин и так безжалостно раздавлено ею самой, теперь возвращалось. Образы, исполненные доброты и любви, живым потоком текли сквозь нее, очищая душу. Плача, упала девушка в объятия брата.

Голос Идальч словно ударил наотмашь:

«Уничтожь его! Уничтожь! Ты — дитя Тьмы».

Но теперь Брин уже не подчинилась этому мертвому голосу. Захваченная потоком образов, хлынувших вдруг из тайных закоулков памяти — памяти, казалось, утраченной уже навсегда, — Брин обретала себя, возвращалась к себе. Теперь она снова была собою. Оковы магии, державшие ее, упали — девушка освободилась.

Голос Идальч неистово, точно в агонии, зашептал:

«Нет! Не отпускай меня! Держи меня крепче! Ты — дитя Тьмы».

«Дитя Тьмы? Никогда!» Теперь Брин почувствовала это всем своим существом, словно паутина лжи вдруг разлетелась, сметенная сильным ветром — свежим, живительным ветром. Она не дитя Тьмы!

Лицо Джайра поднялось будто из густого тумана. Его черты на мгновение расплылись, а потом вновь обрели четкость. Он тихо говорил ей:

— Я люблю тебя, Брин. Очень люблю.

— Джайр, — прошептала она.