Эльфийский бык 3

— Павел? — прожурчал мягкий женский голос, заставив вытянуться. И только потом Кошкин сообразил, что обладательница сего голоса находится очень далеко и вовсе в последние лет тридцать не покидала пределов Предвечного леса.

— Доброго утра, — Кошкин попытался сглотнуть. Во рту было сухо. — Несказанно счастлив слышать…

— Верю, — перебила его Владычица, что вовсе уж было ей несвойственно. — Прости, что беспокою тебя, однако дело… тонкое.

Кошкин отступил к кабинету и дверь за собой притворил. Не то, чтобы подслушивания опасался. Просто вот…

— Если вы о снимках тех, то я впервые вижу эту девушку.

— Славная девушка. Мы счастливы, что Ива-эн…

В её произношении имя Ваньки звучало несколько странно.

— … сделал свой выбор душой.

— А… как вы это поняли?

— Платье расцвело.

— А не должно было?

Вообще-то Кошкин к платью не приглядывался. Девицу да, глянул, отметивши неестественную гримасу её и общую напряжённость, что позы, что взгляда. Будто она сама не понимала, где находится и что делает.

Тихий смех был ответом.

— Соединение мужского и женского начал даёт новую жизнь. Но какова она будет зависит от каждого. Мужчина даёт силу. Женщина принимает.

— И расцветают цветы. Извините.

Кошкин почувствовал, как краснеют уши, потому что вышло донельзя пошло, но то, что у него в голове, было ещё пошлее. Хорошо, что Владычица в эту голову заглянуть не способна.

Наверное.

Стало ещё неудобнее, потому как вдруг да способна.

— Именно, — она улыбалась. — В данном случае цветы… цветы хрупки и капризны. Они расцветают, когда соединяется сила двух душ. И принимает друг друга.

Интересно, а Ванька знал?

Что-то подсказывало, что нет.

— Это знак для всех, что двое нашли друг друга. Для моего народа — это важное событие.

— Но звоните вы не по этому?

— Нет. Я видела сон…

Вот скажи это любая другая женщина, кроме, пожалуй, матушки, Кошкин бы закатил очи и мысленно прикинул бы, сколько ещё придётся потратить времени на выслушивание подробностей этого самого сна.

— Нехороший.

— Ты всегда был понятлив… нехороший. Тёмный. Я проснулась и призвала вёльву. Мы вместе раскидывали кости…

И лучше не уточнять, чьи именно.

Точнее Кошкин точно знал, что человеческие среди тех костей тоже есть. И что вёльва, белоглазая старуха с лицом молодой девушки, это не просто так.

Случалось встретить один раз.

Хватило.

На всю жизнь хватило.

И голос её, сухой, шелестящий, словно во рту у неё живёт осенний ветер, он запомнил. И то, что было сказано этим голосом.

В общем, передёрнуло.

— Знаю, ты её боишься.

— Опасаюсь.

— Я тоже, — призналась Владычица. — Но она умеет слышать нити мира.

— И что она сказала?

А глаза у вёльвы действительно белые. Не глаза — мраморные шарики, которые кто-то в глазницы вставил. И длинные ресницы прикрывают их, защищая людей от взгляда.

— Сказала, что наступает время сделать выбор. И что вот-вот пробудится древнее зло.

Древнее зло?

Пожалуй, древнее зло вполне можно было считать катастрофой, предотвращение которой требовало непосредственного участия Кошкина.

— А где оно пробудится?

— В Подкозельске.

Подкозельское древнее зло звучало уже не так зловеще. Но… там же Ванька. И девица эта. И Волотов… твою ж.

— Не спеши, — расстояние не мешало Владычице тонко чувствовать собеседника. — Это дело небыстрое.

Надо поднимать бригады.

Устанавливать оцепление.

— И суеты не будет. Вёльва сказала, что там твоя судьба. И твоя развилка. Сказала, что ты поймёшь.

Понял.

Куда уж… понятнее.

— И сказала, что мир сам собирает тех, кто нужен…

А тут уже не совсем понял.

— И что не надо тащить с собою всех.

— А кого надо?

— Извини. Даже я не всегда её понимаю. Она сказала, что те, кто должен быть, придут, ибо такова судьба. А дальше зависит от вас. Передай Ивану, что я рада за него…

— Передам, — пообещал Кошкин.

— Ах да, вёльва ещё просила передать, что тебе стоит преодолеть свой страх перед женщинами.

Страх? Да Кошкин не боится! У него женщины были… разные… всякие… ну, не те, о которых в обществе говорить принято. Да и просто романы приключались. Иногда. Раньше. Но с теми, которые разные и всякие как-то оно проще.

Это не из-за страха.

Это вот… концепция у него такая. Жизнеопределяющая и женскоотсутствующая. А бояться, он не боится. Вот нисколько.

Владычица снова рассмеялась. А потом сказала:

— Удачи.

И отключилась.

Тогда-то Кошкин и выдохнул, честно говоря, с облегчением. Всё же… не для человеческой психики такое общение. С другой стороны…

Секретарь расставлял хризантемы в букете.

— Я уезжаю, — сказал Кошкин, раздумывая, что с парнем дальше делать. С одной стороны он Павлу никто, если по крови. С другой… не удержится ведь, если Кошкина не станет.

А мальчишка хороший.

Толковый.

— Когда вернётесь?

— Без понятия.

Надо будет Чесменову черкануть… когда найдётся. Или лучше Поржавскому? Тот жаловался, что адекватных людей тяжело найти. Вот и присмотрит.

А Чесменов обойдётся, потому что сам виноват и вообще сволочь он.

— В общем… я пока с Поржавским переговорю…

Владычица не требовала сохранения тайны. Так что доложить надобно.

— Пока не вернусь, перейдёшь в его подчинение. Ясно? Вот и ладно.

Поверят ли?