Эльфийский бык 3

— И что остаётся, кроме Кошкина, который, как любой застарелый холостяк будет отбиваться до последнего?

— Твою ж…

— Вот! Понял… остаётся сама девица и её родня. Тем более и ближе. Если одна сестра теперь эльфийская принцесса, то и вторая по логике — тоже где-то совсем рядом. Так что скоро вас там ждёт нашествие женихов…

Ведагор почесал переносицу.

— Скажи маме, что… в общем, я всё улажу. В конце концов, мы тут первые объявились.

— Именно… — согласилась Инга. — Объявились первые… а преимущество не используете. Хотя… пока девочка не знает, что от Волотова так просто не отделаться. Да и время есть. Геометку ты же не поставил, вот и… Волотов…

— А?

— Почему иногда мне тебя убить хочется, а иногда страшно за тебя до одурения?

— Это любовь?

— Любовь… наверное. Или психиатрия.

— А есть разница?

— Наука пока не пришла к единому мнению. Ты… я вас тут прикрою. И перед матушкой твоей тоже… есть чем отвлечь.

— Чем? — Ведагор чуть напрягся.

— А вот приедешь — узнаешь. Давай. И не смей пропадать!

— Да я…

— Ты. Не смей. Ни пропадать. Ни умирать… я ж тебя и на том свете достану… дяде Жене позвонить не постесняюсь!

И к угрозе стоило отнестись всерьез.

Родственники Инги были весьма известными в узких кругах людьми.

— Я тебя тоже люблю.

— Повтори, — голос слегка смягчился.

— Люблю, говорю. Тоже… поэтому… ты аккуратней. Ладно?

— Кто бы говорил.

— Я говорю. А я тут пока… слушай… возможно и вправду понадобится консультация твоего дяди Жени. Он в столице?

— Пока да.

— Попроси приехать. В Конюхи. Хочу ему показать кое-что.

Зря Мелкому весь флакон отдал. Надо было сцедить слегка. Хотя не факт, что зелье сохранило бы свойства вне флакона. Но всё же следовало признать, что мозги в тот момент работали туго.

— Знаешь, Волотов… чем дальше, тем больше мне хочется приехать…

— Не надо!

Не хватало ещё её опасности подвергать.

— Не буду… — неожиданно легко согласилась Инга. — У меня в конце концов, отпуск… да и вообще… тут природа. Воздух свежий. Красота… так что не задерживайся там особо. Похорони ублюдка и возвращайся…

Ведагор отключился и подумал, что ему удивительнейшим образом повезло с супругой.

Он опустил окошко, заприметив машину охраны. И начальнику её кивнул:

— Доброго утра.

Здесь утро не казалось таким уж добрым. Тьма, оказавшись на землях, ею же пронизанных, ожила, зашевелилась, спеша расползтись по телу.

Пускай.

Барьер был прочен. Да и в целом она, отделенная от энергетических каналов, особой опасности не представляла.

— Доброго, — Вадик остановился в трёх шагах. — А там нет никого.

— В доме?

Не ошибся он, выходит, в прогнозах.

— И когда?

— Гости начали разъезжаться сразу после инцидента. Причём как-то вот… будто кто-то команду отдал.

Может, и отдал. Не обязательно носить ментальный подавитель, если тьма уже внутри.

— Сам хозяин?

— Не знаю. Дочь его отбыла. Очень недовольная. На мужа орать изволила. Идиотом обзывала и ничтожеством. Да и в целом по-всякому. Последними убрались официанты и прочая обслуга.

— А Свириденко?

— Не уезжал. А в дом мы не совались.

И это правильно.

В самом доме было тихо и мертво.

Он встретил гулкой пустотой, этот дом. И вялое эхо шагов умерло, едва родившись.

— Неприятное место, — тихо произнёс Вадик. — Рука сама к оружию тянется.

— Держитесь рядом.

Свет почти не проникает в окна. Стёкла успели потемнеть, то ли пылью заросли, то ли плесенью. И мрамор утратил белизну, как и золото — блеск.

— Что здесь…

Вадик начал было и осёкся, когда Ведагор приложил палец к губам.

Тьма.

Та, дремавшая, сокрытая, то ли в доме, то ли где-то рядом, выбралась. Она приходила уже сюда и всякий раз отступала, унося немного жизни, пока было ещё что уносить. А теперь, забрав остатки, она обжилась.

И чем дальше, тем больше её.

Вот мрамор хрустит под весом человека, и сотни мелких трещин расползаются по камню, который того и гляди рассыплется песком. И не он один. Трещины ползут к стенам. И по стенам, поднимаясь выше и выше. Они готовы коснуться потолка, а потом и его расчертить.

Дальше.

Мёртвые цветы.

И зал, накрытый для банкета. Прах. Гниль. Вонь испорченной еды, от которой Вадик трясёт головой. И всё-таки вытаскивает пистолет.

Так ему спокойней.

— Здесь нельзя стрелять, — Ведагор говорит это тихо. — Звука хватит, чтобы всё рухнуло.

Срезанные розы, будто кто-то нёс букет, но не донёс, а рассыпал. И стебли цветов обуглились, а лепестки опали, осыпались и тают алыми скорлупками.

Дальше.

Лестница.

И кабинет, в котором Ведагор уже бывал. Лестница опасно скрипит.

— Возвращайтесь.

— Извини, хозяин, но не уйду, — всё же Вадик был отвратительно упрям. — Ребятам скажу, но сам… если что, хоть силой поделюсь.

Здесь, на втором этаже, всё так же, как на первом. Разве что тьма прорастает темным ковром то ли мха, то ли просто какой-то изменённой дряни. И ноги погружаются в него беззвучно. А вот над самим ковром поднимаются ошметки тумана. И норовят прилипнуть, прирасти к одежде.

К вечеру рассыплется.

А дверь кабинета приоткрыта, словно приглашают.

Хотя так и есть.